Щаслива країна

Cучасний соціум, як самовпорядковувану динамічну систему, можна умовно розкласти на дві підсистеми: зовнішню (охоплюючю) і внутрішню (вкладену). Внутрішня самокерована підсистема – це ідеальний ринок. Його властивості можна вважати об'єктивними, не залежними від волі людини. Зовнішня підсистема – це політичне і інтелектуальне життя країни. Зовнішня підсистема здатна впливати на результати діяльності ідеального ринку через зовнішні по відношенню до ринку (неринкові) впливи, але, намагаючись досягти своєї мети, має зважати на його об'єктивну реакцію на ці впливи, тобто зважати на об'єктивні властивості ринку. Така двоконтурна модель дозволяє провести умовну межу між об'єктивними властивостями ринку і впливом суб'єктивних чинників на економіку.

Також було доведено, щоідеальний ринок сам по собі не забезпечує неухильне підвищення життєвого рівня усього суспільства. Він забезпечує лише злагоджену (когерентну) взаємодію усіх учасників виробництва. Проте мета виробництва в цілому визначається власниками підприємств. Їх кінцева мета - створити матеріальні блага для себе, тобто зробити, наприклад, собі Роллс-ройс, а не Фольксваген працівникам. Блага, які створюються для працівників, є лише проміжним (допоміжним) результатом задля досягнення власниками своєї кінцевої мети. Власним (невимушеним) рухом ідеального ринку буде його рух у бікмінімізації проміжних результатів, тобто у бік мінімізації долі працівників. Ідеальний ринок поступово (асимптотично) опускається до такої структури вироблених благ, яка відповідає гранично терпимій для цього суспільства соціальній напрузі. Цей процес викладений в " Капіталі" Маркса.

Не повну адекватність теорії Маркса можна пояснити тим, що він, по суті, розглядав лише внутрішню підсистему капіталістичного суспільства. Зовнішні чинники, що здатні відірвати ринкове виробництво від залипання його в зоні максимальної соціальної напруги, це науково-технічний прогрес і примусове, тобто не ринкове збільшення долі благ для працівників. Крім того, сама лише ринкова економіка не єдина складова суспільного виробництва матеріальних благ. Для виробництва вона використовує ресурси спільного використання, які належать усьому суспільству. Це зокрема природні ресурси і наукові досягнення, за які вона має віддати суспільству його долю. Але, щоб користатися цими засобами впливу на ринок, суспільству необхідно виконувати певну роботу сумління. Від того, наскільки воно зможе триматися у межах соціального громадського договору, від того, чи втримаються його члени від гонитви за найближчою для себе вигодою на шкоду суспільному результату, залежить результативність ринкової економіки для усього суспільства.

Зважаючи на наведене, оптимальна модель суспільного виробництва виглядатиме так.

Постійні складові виробництва, або ті, що змінюються повільно, але які водночас потребують для свого створення значної долі громадських зусиль, мають бути виокремлені з під ринкового саморегулювання. Їх створення має бути плановим на користь усього суспільства. Це, наприклад, дороги, мости, енергетичні мережі, електростанції, каналізації, водопроводи, тобто все те, на що не впливає швидкозмінна ринкова кон'юнктура, а доцільність його створення можна спрогнозувати з великою ймовірністю. З точки зору ринку, такі складові суспільного виробництва можна розглядати як ресурси суспільного використання, разом з надрами та іншими природними ресурсами. (Мимоволі виникає питання: а чому не можна усю промисловість виокремити з під ринкового саморегулювання? Чому не можна повністю перейти на планову (соціалістичну) економіку? Як ми відмічали, командні методи координування виробництва не в змозі утримати в полі зору надскладну систему виробництва. Соціалізм був актуальний, поки створювалися базові потреби суспільства - Магнітка, Дніпрогес, гумові калоші. Коли вони були задоволені, і суспільству знадобилися жуйка, грілка для вуха і мереживна жіноча білизна, соціалістична економіка впала під тиском цеховиків, що розбестили хабарями партійну і державну номенклатуру).

Другою умовою досягнення високої громадської ефективності ринкової економіки має бути висока доля вартості труда у вартості вироблених товарів. З точки зору завдання цілей громадського виробництва такий підхід є переорієнтацією економіки на виробництво продукції для широких мас. А з точки зору ринку це дозволяє працівникам купувати те, що вони роблять, тобто створює привід для нарощування виробництва в їхніх інтересах.
Науковий прогрес потрібен для створення нових цілей виробництва, що спонукатиме до створення нових виробництв і розпалюватиме конкуренцію за трудові ресурси. Це саме по собі здатне викликати зростання оплати праці, а отже, через збільшення попиту широких верств, зростання виробництва в інтересах всього суспільства. Тоді ринок почне робити " вдих", втягуючи в себе робочу силу. Запускатимуться процеси невимушеного (природного) зростання ринкової економіки. Ринок стане таким, яким ми його уявляли, коли шли від соціалізму.

Що з цього на сьогодні має Україна?

Ми маємо державний авіаційний завод і приватні мережі розподілу електроенергії, а має бути навпаки. Ми дотуємо споживання енергоносіїв, якими торгують приватні компанії. Цим, по суті, з держбюджету суспільство платить приватним компаніям за ресурси суспільного користування. А мало б бути навпаки. Наша система оподаткування така, що основним об'єктом оподаткування є заробітна плата працівників. На кожну зароблену гривну нараховується гривна податків, тим самим знижуючи і без того малу частку вартості праці у вартості готової продукції. Все б нічого, якби ці податки перенаправлялися незаможним та пенсіонерам і тим збільшували попит на звичайні товари і послуги, але вони, здебільшого, через бюджет трансформується у джипи, яхти, елітну нерухомість і тому подібне. Усе це означає, що економіка зорієнтована на виробництво благ для тонкого прошарку заможних, хоча повинно бути навпаки. Наша наука перетворилася на ясла для шарлатанів, що труться біля влади. Розтринькуються і без того мізерні ресурси, що виділяються суспільством на науку. В цілому можна сказати, що українське суспільство " залипло" в зоні, наближеної до максимальної соціальної напруги. Раніше ми образно називали такий стан безсовісною координацією.

Граничні (махрові) стани суспільств такого типу зараз можна спостерігати в деяких африканських державах. Це жорстка тиранія з примітивною економікою і вкрай нерівномірним розподілом благ на користь верхніх шарів суспільства. Якщо по горизонталі відкладати кількість людей, а по вертикалі їх доход, то діаграма добробуту такого суспільства виглядатиме як загострена піраміда. Потреба в ефективності підштовхує такі режими еволюціонувати. Еволюція моралі тече у бік більшої справедливості, а під її тиском економічний лад рухається у бік більш рівномірного розподілу благ. Природний хід такої еволюції - поступове вирівнювання розподілу доходів, починаючи з верхніх шарів ієрархії. Еволюція поступово розрівнює (спилює) вершину піраміди розподілу. Це означає, що певний кодекс рівності і поваги до правил складається спочатку тільки серед верхніх шарів еліти по відношенню одне до одного, і лише поступово він опускається до все більш низьких шарів ієрархії. Початкові фази цієї еволюції - не що інше, як феодалізм в тому або іншому його вигляді. Цю фазу розвитку соціуму ми зараз спостерігаємо на Україні.

Високоефективне справедливе суспільство - те, чого ми прагнемо, не може триматися без певного рівня свідомого самообмеження громадян у рамках прийнятого соціального договору, тобто у рамках прийнятих в суспільстві моралі і законів. В цьому випадку воно не розтрачує сили на підтримку ладу (консистентності), а майже цілком витрачає їх на творення. Це означає, що місту, наприклад, вистачає двох податкових інспекторів замість управління податкової інспекції, а з нею тих, хто перевіряє податкову інспекцію і тих, хто контролює перевіряльників. Це суспільство з високим рівнем довіри усередині себе, а отже - відкрите суспільство. У такому суспільстві громадяни довіряють одне одному, а отже – складають і втілюють в життя оптимістичні плани. Саме таке суспільство можна назвати щасливою нацією, тому що щастя нації не у багатстві, а в тому, щоб кожен не почував себе обдуреним.

Головне питання для нас зараз: чи готове українське суспільство до наступного еволюційного стрибка?

Happy Nation

Ранее было показано, что современный социум, как самоорганизующуюся динамическую систему, можно представить в виде двух подсистем: внешней (охватывающей) и внутренней (вложенной). Внутренняя подсистема, это идеальный рынок. Его свойства можно считать объективными, не зависящими от воли человека. Внешняя подсистема – политическая и интеллектуальная жизнь страны. Внешняя подсистема способна влиять на результаты деятельности идеального рынка с помощью внешних по отношению к рынку (нерыночных) воздействий, но, преследуя свои цели, вынуждена считаться с объективной реакцией рынка на эти воздействия, т.е. считаться с объективными свойствами рынка. Такая двухконтурная модель позволяет провести условную границу между объективными свойствами рынка и влиянием субъективным факторов на экономику.

Также было показано, что идеальный рынок сам по себе вовсе не обеспечивает неуклонное повышение жизненного уровня всего общества. Он обеспечивает лишь согласованное (когерентное) взаимодействие всех участников производства. Однако цели производства в целом определяются собственниками предприятий. Их совокупная цель – произвести материальные блага для себя, т.е. сделать, например, себе РоллсРойс, а не Фольксваген работников. Блага, которые производятся для работников, являются лишь промежуточным (вспомогательным) результатом для достижения собственниками своих конечных целей. Собственным (невынужденным) движением идеального рынка будет его движение в сторону минимизации промежуточных результатов, т.е. в сторону минимизации доли для работников. Идеальный рынок постепенно (асимптотически) опускается к такой структуре производимых благ, которая соответствует предельно терпимому для данного общества социальному напряжению. Этот процесс изложен в «Капитале» Маркса.

Не полная адекватность марксовой теории объясняется тем, что он, по сути, рассматривал лишь внутреннюю подсистему капиталистического общества. Внешними воздействиями, способными оторвать рыночное производство от залипания его в зоне максимального социального напряжения являются научно-технический прогресс и принудительное, не рыночное увеличение доли, достающейся работникам. Кроме того, собственно рыночная экономика не является единственным компонентом производства материальных благ. Для производства она использует ресурсы коллективного пользования, принадлежащие всему обществу, такие как природные ресурсы и научные достижения, за которые она должна отдать обществу его долю. Однако для того, чтобы воспользоваться этим средствами воздействия на рынок, общество должно выполнять определённую работу совести. От того, насколько оно сможет держаться в рамках социального общественного договора, от того, устоят ли его члены от погони за ближайшей для себя выгодой в ущерб общественному результату, зависит результативность общественного производства для всего общества.

С учётом этого, оптимальная модель общественного производства может выглядеть так.

Постоянные или медленно меняющиеся составляющие производства, которые вместе с тем требуют для своего создания значительной доли общественных усилий, должны быть вычленены из рыночного саморегулирования. Другими словами, их создание должно быть плановым в интересах всего общества. Сюда относятся, например, дороги, мосты, энергетические сети, электростанции, канализации, водопроводы, то есть все то, что не подвержено быстроменяющейся рыночной конъюнктуре, а целесообразность его создания можно спрогнозировать с большой вероятностью. С точки зрения рынка их можно рассматривать как ресурсы коллективного пользования, наряду с недрами и другими природными ресурсами. (Попутно здесь возникает вопрос: а почему нельзя всю промышленность вычленить из рыночного саморегулирования? Почему нельзя полностью перейти на плановую (социалистическую) экономику? Как мы отмечали, командные методы координирования производства не в состоянии удержать в поле зрения изощрённую систему производства. Социализм был актуален, пока создавались базовые потребности общества – Магнитка, Днепрогэс, резиновые калоши. Когда они были удовлетворены, и обществу потребовались жвачка, грелка для уха и кружевное женское бельё, социалистическая экономика пала под натиском цеховиков, развративших взятками партийную и государственную номенклатуру).

Вторым условием достижения высокой общественной эффективности рыночной экономики должна быть высокая доля стоимости трудя в стоимости производимых товаров. С точки зрения задания целей общественного производства такой подход является переориентацией экономики на производство продукции для широких масс. А с точки зрения рынка это позволяет работникам покупать то, что они производят, а значит, создаёт повод для наращивания производства в их интересах.

Научный прогресс необходим для создания новых целей производства, а значит создания новых предприятий и, соответственно, конкуренции за трудовые ресурсы. Это само по себе способно запустить рост оплаты труда, а, следовательно – рост производства в интересах общества. Рынок начинает делать ”вдох” – втягивает в себя рабочую силу. Запускаются процессы невынужденного (естественного) роста рыночной экономики. Рынок стает таким, каким мы его представляли, когда покидали социализм.

Что из этого Украина имеет на сегодня?

Мы имеем государственный авиационный завод и частные сети распределения электроэнергии, хотя должно быть наоборот. Мы дотируем потребление энергоносителей, которые продают частные компании, т.е. по сути, общество из госбюджета платит частным компаниям за ресурсы коллективного пользования, хотя должно быть наоборот. Наша система налогообложения такова, что основным объектом налогообложения является заработная плата работников. На каждую заработанную гривну начисляется гривна налогов, тем самым снижая и без того малую долю стоимости труда в стоимости готовой продукции. Полбеды, если бы эти налоги перенаправлялись малоимущим и пенсионерам и рождали спрос на обычные товары и услуги, но они, по большей части, через бюджет трансформируется в джипы, яхты, элитную недвижимость и т.п. Всё это означает, что экономика сориентирована на производство благ для имущих, хотя должно быть наоборот. Наша наука превратилась в кормушку для шарлатанов, трущихся вокруг власти. На ноль умножаются и без того скудные ресурсы, выделяемые обществом на науку. В целом можно сказать, что украинское общество “залипло” в зоне, близкой к максимальному социальному напряжению. Раньше мы образно называли такое состояние бессовестной координацией.

Предельные (махровые) состояния обществ такого типа сейчас мы можем наблюдать в некоторых африканских государствах. Это жёсткая тирания с примитивной экономикой и крайне неравномерным распределением благ в пользу верхних слоёв. Если по горизонтали откладывать количество людей, а по вертикали их доход, то диаграмма благосостояния такого общества будет выглядеть как остроконечная пирамида. Потребность в эффективности подталкивает такие режимы эволюционировать. Эволюция морали протекает в сторону большей справедливости, а под её давлением экономическое устройство движется в сторону более равномерного распределения благ. Естественный ход такой эволюции - выравнивание распределения, начиная с верхних слоёв иерархии. Эволюция постепенно разравнивает (спиливает) вершину пирамиды распределения. Это означает, что определённый кодекс равенства и уважения к правилам складывается вначале только среди верхних слоёв элиты по отношению друг к другу, и лишь постепенно он опускается на всё более нижние слои иерархии. Начальные фазы этой эволюции – не что иное, как феодализм в том или ином его виде. Эту фазу развития социума мы сейчас наблюдаем на Украине.

Высокоэффективное справедливое общество - то, чего мы хотим добиться, не может держаться без сознательного самоограничения граждан в рамках принятого социального договора, т.е в рамках принятых в обществе морали и законов. В этом случае оно не растрачивает силы на поддержание своей консистентности, а почти целиком расходует их на созидание. Это значит, что городу, например, хватает двух налоговых инспекторов вместо управления налоговой инспекции, а также тех, кто проверяет налоговую инспекцию и тех, кто контролирует проверяющих. Это общество с высоким уровнем доверия внутри себя - открытое общество. Именно такое общество можно назвать счастливой нацией, потому что счастье нации не в богатстве, а в том, чтобы каждый не чувствовал себя обманутым.



Главный вопрос для нас сейчас: готово ли украинское общество к следующему эволюционному скачку?

Оригинал публикации: http://avsokolan.livejournal.com/8337.html

Эх, либералы... (second edition)

Как получилось, что либералы (либерасты) стали в России обозначением пятой колонны, собирательным образом национального предателя? ! А ведь ни одно из серьёзных российских политических движений не смеет поставить под сомнение либеральные ценности: верховенство права, равенство граждан перед законом, независимо от материального положения, религии и национальной принадлежности, свободу слова, неприкосновенность частной собственности, демократию и рыночную экономику. Разгадка парадокса в том, что истинная причина неприязни здесь лежит вне кажущейся области разногласий. Разногласия видятся как идеологические. Но если под идеологией понимать взгляды на правильное устройство общества, что собственно так и есть, то настоящим предметом спора на самом деле является не абстрактная идеология, а праведность конкретного общества, его моральное превосходство/ущербность. Грубо говоря, спор идёт о том, КАК правильно жить на белом свете, а конфликт в том, КТО является моральной опорой миропорядка, где находится источник его исходной определённости.
  
Каждый человек исподволь ассоциирует себя с какой-то общностью, определяет для себя, за какую команду он играет. Как показано нами ранее, для большинства людей праведность общества, частицей которого себя ощущает человек, является безусловной константой независимо от того, какой идеологии в данный момент оно придерживается. Учитывая это, можем видеть основную ошибку либералов - вести идеологический спор не как конкуренцию собственно идей, а как конкуренцию обществ, исповедующих эти идеи. Подавая успех Запада, как торжество либеральных ценностей, и изобличая антилиберальные пороки России, как причину её неуспеха, они тем самым переводят дискурс из области ”правильно/не правильно” в ”праведно/не праведно”, поскольку речь в таком случае уже идёт не о конкуренции идей, а о моральном превосходстве Западного общества над Российским. Консенсус здесь принципиально невозможен. Непостижимое (трансцендентное) несогласие оппонентов остаётся даже в том случае, когда декларируемые ими способы устройства общества совпадают. Не замечая настоящий предмет спора, российские либералы, незаметно для себя, играют за чужую команду.

Непроизвольная ошибка либералов - перевод политической дискуссии из области верных и неверных суждений в область правильных и неправильных ценностей - объясняется их стремлением добавить весомости своей аргументации. В результате, дискуссия сводится к разоблачению пороков Отечества. Тем самым либералы жалят общество в самое больное место, делают то, что делать ни в коем случае нельзя. Как показано нами ранее, целостность любого общества держится на ожидании его грядущего успеха (мы назвали это опорным прогнозом). Это ожидание основывается на праведности – уверенности в правильности выбранных обществом моральных ориентиров. Представление трагедий прошлого, как следствия пороков, а не результат ошибок, борьба за ценности, которыми якобы не обладает общество, но которые есть у ментального оппонента, это не что иное, как разрушение опорного прогноза. Это сравнимо с тем, как если бы ребёнку сказать, что его родители негодяи. Психика ребёнка будет противиться этому факту, пусть даже это будет и правда. Психика большинства членов общества также будет сопротивляться такой интерпретации проблем: охрана опорного прогноза защищена подсознательными мотивами самоорганизации. Эти же мотивы рождают мимо вольное стремление разрушить чужой опорный прогноз.

Взаимное стремление разрушить чужой опорный прогноз мы назвали ментальной войной. Приязнь либералов к конкурирующей общности – Западу, однозначно воспринимается как предательство, что, в общем-то, в логике ментальной войны так и есть, поскольку поражение в ментальном противостоянии означает признание собственной вторичности и, как следствие, «переключение» членов социума на приязнь к когда-то враждебной общности, когда она уже не кажется чужой. Другое дело, что сам ментальный конфликт не является обязательным, поскольку может не иметь реального предмета раздора. Он кажется объективным и насущным лишь в рамках ближайшей предыстории и того видимого смысла, который инспирирован неосознанными мотивами самоорганизации. Другими словами, вспыхнувший однажды ментальный конфликт - возможно из-за пустяка или субъективизма - становится самодостаточным без реальной причины распри. Конструкция "мы ненавидим вас за то, что вы ненавидите нас" не нуждается в дополнительной подпитке. Христианин может быть абсолютно безразличен к последователям культа Вуду, но воспринимать как кощунство крещение двумя пальцами вместо трёх. Доказательством надуманности, а вернее сказать - подсознательной самоиндукции (самовозбуждения) таких конфликтов, может служить сравнение отношений Россия/Финляндия и Россия/Эстония. В первом случае они вполне нормальные, а во втором нервно-напряжённые, хотя исторические предпосылки и в том и другом случае примерно одинаковы. Точно так же необязательна вражда суннитов с шиитами, католиков с протестантами, Запада с Мусульманским Миром и т.п.

Запущенный однажды механизм самовоспроизводящегося (как у Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем) ментального конфликта между Россией и Западом затягивает в сладкую для подсознания, бессмысленную для здравого смысла и вредную для общества ментальную войну: взаимо-ответные потоки обид, разоблачений и дискредитаций. Понимание того, что такими конфликтами движут подсознательные мотивы самоорганизации, даёт надежду ”выключать” все эти бессмысленные войны остроконечников с тупоконечниками. Причём понимать и учитывать нужно, в том числе, и свои скрытые мотивы. Меньше всего здесь нужно пытаться образумить оппонента, указать на непроизвольность и надуманность его аргументов – всё же это инстинкт, и скорее всего он просто не поймёт, о чем вы вообще ведёте речь. Самовозбуждающийся автогенератор конфликта состоит из двух конкурирующих сторон, и чтобы погасить конфликт, необходимо разорвать между ними петлю обратной связи, а для этого достаточно, чтоб хотя бы одна из сторон его не поддерживала. Почему и необходимо, прежде всего, самому вернуться с ментальной войны, а значит - понимать собственные скрытые мотивы и подавлять свои позывы к моральному разоблачению и сарказму. Означает ли это, что нужно потакать оппоненту, заискивать перед ним, соглашаться с его необоснованными претензиями? Вовсе нет! Просто понимание иррациональных поведенческих шаблонов самоорганизации позволяет бесстрастно воспринимать выпады оппонента, т.е. так, как мы принимаем силы природы (не обижаемся же мы на ветер и дождь!!!). В этом свете легко осознать, что собственное желание ответить на выпад часто не имеет никакого практического смысла. И даже наоборот, простое игнорирование способно погасить конфликт, не имеющий реального предмета раздора. Кроме того, это позволяет видеть дразнящие темы, понимать то, с чем оппонент не может согласиться ни при каких обстоятельствах. Ни в коем случае не нужно следовать таким дурацким способам образумить оппонента, какими пользуется известный батутист и танкист Рогозин (в космос на батуте, танкам визы не нужны). Перебранку Владимира Путина с Западными странами россияне принимают за заботу об укреплении позиций страны на мировой арене. На самом же деле, в условиях, когда Запад не совершал явных агрессивных действий по отношению к России, рационального смысла в этом было не больше, чем ввязываться в перебранку с деревенским дурачком, который идёт по улице и всех материт.

Как видим, наивная ошибка российских либералов не является чем-то исключительным и стоит в ряду аналогичных глупостей. Однако она, кроме того, что умножает на ноль их, как политическую силу, ещё и дорого обходится российскому обществу. Оно даёт повод паразитировать на любви к Родине, позволяет патриотизму быть прибежищем для негодяев, позволяет проходимцам брать Родину в заложники. Она позволила этой псевдо-элите увлечь за собой в тупиковый, по нынешним временам, путь имперской экспансии большинство россиян. Либералы не смогли донести так необходимый сегодня критический взгляд общества на себя.

Вот пример безусловного отторжения либерализма, как предательства, и одновременно пример ошибки-перепутывания понятия свой/чужой с принципами. Он от человека с передовой ментальной войны: ”…мы направляем специалиста на «курсы повышения квалификации» в США или Европу… Если платят американцы или европейцы, то срабатывает психологический эффект: человек чувствует благодарность. Он не завербован — он просто перенимает чужие принципы: твои способности оценены по достоинству. Не то что на родине. …Значит, родину требуется изменить.” http://pavel-shipilin.livejournal.com/4​51326.html

Ещё одну ошибку либералов, а вернее заблуждение, мы уже рассматривали, но повторимся здесь вкратце, для целостности суждений. Это заблуждение уже имеет отношение к собственно идеологии.
Состоятельность любой идеологии проверяется её реализуемостью, т.е. практической возможностью построить общество на этих принципах. В расцвет эпохи идеологий, в 19-м – 20-м веке, преобладал, так называемый научный подход, когда реализуемость автоматически следовала из видения своей идеологии, как единственного объективного пути развития человечества и не зависела от текущего морально-этического фундамента общества. Рафинированный образец такой идеологии - Марксизм. Постепенно даже марксистам стало ясно, что полностью полагаться на якобы открытые объективные законы развития общества нельзя. Любая идеология нуждается для своего воплощения в работе совести общества. Отсюда и появился ”Моральный кодекс строителя Коммунизма”. Вместе с этим пониманием должно было бы прийти и понимание, которое, к сожалению, ещё никем чётко не сформулировано, и мы должны дать его в явном виде: не существует чёткой границы, отделяющей реализуемую (научную) идеологию от нереализуемой (надуманной). Это значит, в свою очередь, что один и тот же способ устройства общества может быть реализуем в одной морально-этической (ментальной) среде и нереализуем в другой. В этом непонимании и заключается проблема либерализма, как, впрочем, и остальных идеологий.

Предпосылка теоретических проблем либералов в том, что либерализм сформировался и добился успеха в конкретной морально-этической среде – в Западном обществе. Христианство, точнее – протестантское христианство, было его морально-этическим фундаментом. В этой среде сформировались взгляды о правах и свободе личности, оторванные от христианского обряда. Высокая способность Западного общества удерживаться в рамках права и незаметность собственных моральных и этических особенностей по причине их обыденности, породила среди носителей либеральных идей ошибочное представление о вторичности религиозно-культурных различий в государственном устройстве, создала иллюзию первичности и самодостаточности права для обеспечения жизни общества. Это, в свою очередь, породило наивное представление о существовании универсальных, общечеловеческих ценностей, при этом религиозно-культурным различиям отводится роль некоего маскарадно-бутафорского атрибута. Эволюция морали Европейской цивилизации, приведшая к признанию равенства, не зависимо от национальной или религиозной принадлежности, породила соответствующие законы. Моральная ловушка, в которую при этом она попала, заключается в том, что соблюдение закона, гарантирующего равенство каждого отдельного члена социума, не зависимо от национальной или религиозной принадлежности, нивелирует, формально упраздняет значение морально-этической среды, которая и обеспечивает выполнение этих законов. Либералы - локомотив этой эволюции, не смогли предвидеть опасности для либерального общества внешнего культурного потока, обусловленного эмиграцией. Если отдельные представители чужеродной ментальной среды не представляют опасности для социума, то начиная с некоторого порога присутствия чужеродных элементов его консистентность (внутренняя непротиворечивость) начнёт разрушаться. Возникшие в результате этого реальные проблемы вылились в рост популярности на Западе националистических партий и движений, выступающих за ограничение прав эмигрантов. Автократический режим Путина, защищающий себя от нападок либералов, выглядит для них защитником традиционного общества. Благодаря этому в Европе появился феномен - "понимающие Путина".

Ещё одно следствие наивной веры в универсальность либеральных принципов для любой общности, любой нации – экспансия либерализма вовне. Либеральное устройство общества может с трудом приживаться на конкретной национальной почве и его навязывание может принести больше вреда, чем пользы. Лишь в последнее время, после ряда явно неудачных попыток навязывания демократии, например, в Ливии и Ираке, эта наивность начинает проходить, но пока не как понимание системной ошибки, а как эмпирический вывод из неудачных опытов. Во времена Обамы до США, наконец, дошло, что кукурузу в Заполярье сеять не следует, она там не растёт.

Этот же теоретический изъян, но уже применительно к распавшемуся СССР, не позволил либералам склонить на свою сторону патриотов этой распавшейся страны. Не позволил прежде всего потому, что либералы не оставляли за ними в моральном плане ничего хорошего от их бывшей Родины. Для либералов весь опыт бывшего СССР неотделим от его пороков – репрессией, голодомора и т.п., хотя, с учётом нашего замечания о реализуемости идеологий, такое разделение делается на раз-два. Действительно, природа пороков, о которых идёт речь, проистекает не из марксистской идеологии, а из человеческой природы. Марксизм виноват лишь в том, что был слишком самонадеян в своих представлениях о человеке. Сталинские репрессии, например, ни как не следуют из марксистской теории, так же как средневековое мракобесие не следует из учения Христа, а коррупция и казнокрадство - из теории либерального государства. Сами либералы ведь не считают коррупцию в России времён Ельцина системным (врождённым) пороком либеральной модели!

Это разделение позволяет вести конструктивную критику советского периода, а главное - позволяет изобличить общечеловеческие пороки общества, которые мы ошибочно принимаем за пороки социализма, называя это совком. С исчезновением СССР они никуда не делись и до сих пор мешают нам жить, но бороться с ними, как с наследием социализма, то же самое, что стрелять в тень своего противника.
Это разделение позволяет:
- изобличать сталинизм, не бросая тень на героев Войны;
- осуждать партийное давление на советское искусство, не отрицая несомненных его достижений;
- осуждать иезуитски-пренебрежительное отношение партноменклатуры к людям, не насмехаясь над их самоотдачей на общее благо;
- отвергать насильственную экспансию советской системы, но признавать заслуги СССР в развале колониальной системы, и, в конце концов, в эволюции самого либерального общества, которое, возможно, не достигло бы успеха, не будь конкуренции со стороны социализма.
Но самое ценное – оно позволяет не представлять ничтожеством советского человека, верившего в идеалы той системы и искренне отдававшего себя этому. Та страна - это тоже были Мы, один из вариантов проявления нашего естества, и это разделение даёт возможность не объявлять советский опыт полностью ничтожным, а значит не перечёркивать полностью самих себя. Своё советское прошлое необходимо воспринимать как путь исканий, как своеобразный щупалец, которым человечество пыталось найти путь в будущее.

Впрочем, методы политической борьбы либералов ни чем не отличаются методов борьбы любого другого политического или религиозного движения: морально ″забомбить" оппонента, лишить его морального права на политическое существование. Энтузиазм, а порой и экзальтированность, с которым либералы пытаются смять моральные редуты политического противника ввиду, как им кажется, исключительной важности своих ценностей для всего человечества, на самом деле объясняется потребностью в расширении круга своих последователей. Это необходимо для подтверждения своей состоятельности и обретения смысла существования. В этом либерализм ничем не отличается от любой другой морально-этической системы. Он точно также подпитывается иррациональными (подсознательными) мотивами поведения своих последователей, отвечающими за консистентность общества. Эта иррациональность и есть, на самом деле, реальный источник их энтузиазма и преданности идее. Естественно, что в ответ они получают такую же "бомбёжку". Обидное прозвище "либераст" из этого же жанра политической борьбы.
Если в первое время после развала СССР такие методы политической борьбы либералов были вполне оправданы, то после того, как попытка с наскока построить демократию не удалась и оппоненты получили наглядное свидетельство ущербности либеральной идеи, продолжать пытаться морально дискредитировать оппонента как минимум не умно. Уже давно настала пора выйти за рамки этого природного шаблона поведения, увидеть, наконец, его пагубное влияние. Давно пора перестать вести фантомную войну с симулякрами, такими как совок, например, перестать бороться с и так уже давно умершим социализмом, а начать бороться с пороками своего общества.

После развала СССР у нас демократия не получилась. Среди нас бытовало заблуждение о саморегулирующих свойствах рынка и демократии. После перестройки мы думали, что рынок все сам отрегулирует, а всех ушлых хитрецов выбросит за борт жизни, потому что рынок наверх поднимет все самое лучшее и правильное. Запад не указал на это заблуждение, потому что сам не подозревал об этих проблемах, за что и получил исходящее от нас раздражение.

В скором времени нас ждёт вторая, уже более осознанная попытка построить демократию. Не факт, что она будет удачной, но другого способа, кроме как пытаться, у нас нет. Иначе будем вечной Мексикой. Человечество уходит от командных способов управления обществом, поскольку они не в состоянии управлять сложным (изощрённым) хозяйственным механизм. СССР от этого и развалился. Поэтому демократия - это не дань моде и выдумка моралистов, а необходимость: или строишь открытое (свободное) общество, или будешь запчастью в мировой экономике. На смену старым наивным либералам обязательно придут новые либералы версии 2.0. Они уже не будут наивно верить, что достаточно задекларировать наступление свободы и демократии и наступит свобода и демократия. Они будут понимать, что для их удержания необходима работа совести общества. Они не будут убеждать, что Сталин это плохо, поскольку будут знать, что обществу, которое не может держать социальный строй приходится склониться перед диктатором, потому что для такого общества это единственная возможность сохранить упорядоченность. Они скажут: " Вы можете считать, что Сталин это хорошо, но в таком случае вы должны признать, что вы быдло (скот), которому нужен погоняла с кнутом".




Сказанное относится не только к российским либералам, почему здесь и использовалось слово "мы". Те же ошибки с учётом своей специфики повторили и либералы других республик СССР. Но пусть каждый сам занимается своими проблемами. Мы же далее будем говорить только об Украине.

Оригинал публикации: http://avsokolan.livejournal.com/5659.html