среда, 24 августа 2016 г.

Мамо, керуйте


Отже, головне для нас питання: чи готове українське суспільство до наступного еволюційного стрибка? Чи здатні ми, як громадяни, з нашою ментальністю, етикою і мораллю триматися в рамках суспільства з високим рівнем довіри громадян один до одного? Чи зможуть наші люди "не ходити по копаному", коли за ними не стежить начальство? А що як наша звичайна мораль така, що навіть и було б це суспільство раптом створено якимось дивом, тканина довіри була б миттю роздерта соціальною зрадою? А чи змогло б наше суспільство залишатися відкритим для соціальної взаємодії громадян на основі довіри? Чи не була б ця довіра зруйнована тими "розумними" з нас, хто правила честі лишає лохам, а сам починає кооперуватися з такими ж “розумниками” для відтирання інших співгромадян від суспільного блага? Дивлячись на поточний стан суспільства, на це головне питання напрошується відповідь "НІ". І це негативно характеризує нас як націю, говорить про наших властивості, про те, які ми є...., здавалося б. Та ні в якому разі не слід ставити на собі хрест і здаватися без бою! І для цього є обнадійливі підстави.



Хоча Мойсей і водив свій народ по пустелі, чекаючи, коли помруть усі, хто пам'ятає старий життєвий уклад, але практика доводить, що одна й та сама нація, або будучи розділеною, як корейці, або через порівняно короткий термін, як німці, може мати дуже різне за своїми властивостями суспільство. Як ми вже тепер знаємо, різка зміна може відбутися, але не від того, що усі раптом змінили свої соціальні установки і життєві пріоритети. Таке часто трапляється після соціальних потрясінь, коли в критичних точках структури соціуму протягом короткого часу концентруються особистості з не характерними для нації в середньому рисами. Так само як у 17-му році в Росії більшовики, або як у 33-му в Німеччині фашисти змогли різко "перезібрати" свої країни в абсолютно не притаманній для них до цього конфігурації, так і в Україні після кінця Перебудови життя суспільства стали визначати жирні свині з партійно радянської номенклатури останнього призову. А саме ті з них, хто не гребував подвійною мораллю - безпринципні конформісти, що "доїли" комуністичну ідею та зрадили її за першої ж можливості. Саме вони визначили моральне обличчя нашої країни на наступні після розвалу СРСР десятиліття. Але це зовсім не значить, що вони і є ми, що по ним можна адекватно оцінити націю в цілому.

Ми показали, що властивості нації визначаються двома компонентами. За термінологією програмістів першу компоненту можна назвати hardware (залізо). Це характерний для кожної нації склад вроджених типів соціальної поведінки. Його можна вважати незмінною константою, і він визначає, якою може бути друга, змінна компонента - "software" - напрацьовані культурою нації ментальні властивості: повсякденна мораль, етика, звички, традиції і т.п. Так само, як не будь-яку програму можна виконати на будь-якому залізі, так і ментальні властивості нації не можуть бути повністю незалежні від характерного для неї складу социотипів. У такому поданні можливі відповіді питання про те, чи готові українці вже зараз до побудови відкритого суспільства, розпадаються на варіанти.

Найкращий варіант відповіді: так, готові! Українці - це достатньо свідомий і соціально дисциплінований народ. Правовій демократичній державі необхідно лише дати можливість закріпитися. Образно кажучи, залізо справне, операційна система без помилок, потрібно лише запустити на виконання потрібну прикладну програму.

Другий варіант дещо песимістичний: наш національний характер, наш рівень громадянської свідомості, життєві пріоритети, наші уявлення про державу і владу потребують еволюції. Тобто, народ ми в принципі не поганий, але ментальність і уявлення про державу та свою роль у ньому треба міняти. Комп'ютерна аналогія: залізо підходяще, але і в операційній системі і в прикладній програмі повно помилок. У цьому випадку нам, найімовірніше, доведеться пережити природну, але довгу еволюцію. Однак цілком можливо, що випробування, які випали на нашу долю, навчать нас життю набагато швидше. Це дає надію, але, разом з тим, і лякає. Лякає, бо випробувань ми можемо не витримати. Вони можуть кинути нас у хаос, через те, що нам не вистачить розуму, сміливості і сумління, щоб перескочити на наступний щабель еволюції суспільства. Для порятунку нам доведеться скотитися до авторитаризму, тобто повернути суспільство в його еволюції на щабель нижче.

Третій варіант відповіді найбільш неприємний. Цілком можливо, що даний нам природою набір социотипов не підходить для побудови ліберальної моделі суспільства. Наше залізо не сумісне з демократичної програмою. В цьому випадку наша перспектива - "ефективний менеджер", який у нас колись вже був. Ну, або шукати зовнішню опору порядку - бути державою-сателітом. В цьому випадку господаря потрібно шукати чим справедливіше і чим добріше. Можливий також варіант стабілізації суспільства через релігійне закріпачення - зараз ним користуються в основному мусульманські країни.

Самі ми позиціонуємо себе як націю, цілком готову до справжньої демократії, і проблему бачимо лише в тому, що хтось (щось) нам заважає. А ось росіяни, наприклад, після демократичних поневірянь вирішили не випендрюватися і в більшості схиляються до думки, що народ потребує міцної руки. Про це свідчить переоцінка Сталіна, яка трапилась з ними останнім часом. Та як дізнатися, які ж ми насправді?!

Здатність нації тримати соціальний лад можна оцінювати по екстремальних ситуаціях, по тому, як вона себе веде, коли НЕ діє державний апарат насильства, що тримає порядок. Тут можна порівняти, наприклад, довжелезні черги голодних німців за їжею в 45-м з тиснявою біля вантажівок з гуманітарною допомогою в Африці. Тривожний для нас індикатор - розграбування магазину Metro в Донецьку. Але його скоріш можна віднести до ексцесів, оскільки в цілому населення України показало високу свідомість на початку 2014-го, коли країна опинилася фактично без влади. Базова культура соціальної взаємодії українців знаходиться на високому рівні. Наша приказка "моя хата з краю", яка на перший погляд свідчить про нашу соціальну пасивність, на другий погляд говорить про те, що ми даємо оточуючим свободу. А це значить - довіряємо їм: ми не очікуємо з їх боку зловмисного замаху на наше особистий простір. На нижньому, побутовому рівні ми відкрите суспільство, на відміну, наприклад, від традиційного чеченського суспільства, яке можна охарактеризувати як озброєний нейтралітет (напевно, тому в нашому національному одязі немає кинджалу). Однак цей факт зовсім не доводить, що ми готові до побудови відритого суспільства на рівні усієї держави.

Наслідки наших вчинків практично відразу і наочно позначаються на найближчому оточенні і отримують негайну оцінку. Але в масштабах держави наслідки цих вчинків малопомітні і наступають у майбутньому, часто досить віддаленому. Тому у нас, на жаль, немає відчуття зв'язку між, наприклад, своїм хабарництвом і життям держави. Ми відчуваємо свою державу, як якусь самостійну незалежну від нас сутність, на яку звалюємо усю провину за наше погане життя. Очевидно, це наслідок відсутності досвіду власної державності: раніше відповідальність за консистентність (цілісність) суспільства за нас ніс наш суверен ( Московія). Серед простого народу немає того відчуття, яке було у перших європейських колоністів Північної Америки: "от як ми зараз побудуємо своє життя, таким воно й буде". Наша еліта також молода, і її поведінка нагадує скоріше поведінку слуги, який надпиває вершки з хазяйського молока, поки господар відвернувся. У неї немає відчуття особистої відповідальності за ресурс, який вона експлуатує і який її годує. Немає і того кодексу честі, який, скажімо, є у англійської феодальної аристократії, яка до цих пір служить опорним каменем Британського союзу. Швидше за все, ми - другий варіант відповіді на поставлене вище питання.

Зв'язок між вчинком і наслідками в масштабах держави найбільш помітний у верхніх шарах суспільства. Вони не тільки відчувають на собі шкоду від гри не за правилами, але, що найголовніше, легко можуть бачити безпосередній зв'язок своїх вчинків з цією шкодою. Зараз український істеблішмент отримує наочний урок того, що буває, коли хтось вирішив занадто сильно потягнути ковдру нас себе, чим густіше зачерпнути із загального котла. Програв не тільки він. У програші опинилися всі. Не факт, що наша еліта правильно засвоїть цей урок, але він явно підштовхує її до вироблення і дотримання якихось правил порядності, а нам пояснює, чому еволюція моралі тече у бік більшої справедливості, і чому практична її імплементація починається у верхніх шарах ієрархії суспільства.

Якщо під совістю розуміти відчуття необхідності виконувати певні (моральні) зобов'язання по відношенню до інших, то наївно думати, що еволюція моралі означає разом з цим і загострення цього відчуття, тобто, що люди стають більш сумлінними. Людська природа має для цього інший, більш дієвий механізм закріплення вироблених обмежень у поведінці. Він заснований на страху. На страху випадання зі свого соціального кола. Екстремальні прояви цього механізму ми можемо бачити в таких феноменах, як дворянська честь або злодійські поняття. Дотримання дворянської честі (або злодійських понять) - ознака благородства, їх порушення - незмивна ганьба і вигнання. Ми не в силах впливати на цей природний механізм закріплення, але ми можемо і маємо впливати на зміст моральних правил, на те, що слід цінувати в людині і суспільстві, а що варто відкидати. Навіть якщо у когось не вистачає власного сумління, і він не в силах сам дотримуватися цих правил, він завжди в змозі вимагати цього від інших. Нехай це називається лицемірством, але навіть в цьому випадку механізм діє. Тим більше він працює, коли є хоча б формальна демократія. Підвищення моральної планки суспільства перетворює формальну демократію в реальну.

Далі без додаткових пояснень (ми наводили їх достатньо) те, до чого нам слід прагнути, а від чого відмовитися.

Нам слід змінити своє ставлення до людей. Ми потураємо пихатості і чванству сучасних господарів життя і зневажливо ставимося до тих, хто опинився нижче за нас на соціальних сходах. Ми зневажливо розпатякуємо про нищебродів і підспівуємо гурту ТІК під їх пісню про "кондукторів дебілів". Це поведінка примітивної соціальної істоти: домогтися приязні від тих, хто вище, сподіваючись потрапити до їхнього кола, і намагатися піднестись над іншими. Простіше кажучи – лизати тих, хто вище і гадити на тих, хто нижче. З цієї азіатчиною ми далеко не заїдемо. Раніше це ще якось можна було виправдовувати нашими післяперебудовний ілюзіями, що демократія і ринок кожного оцінюють по достоїнству, але вже пора зрозуміти, що цю формулу слід читати рівно навпаки: демократія і ринок працюють, коли суспільство вірно оцінює своїх людей. Не правий був Маркс, коли передбачав, що буржуазія перетвориться на нікчемного паразита на тілі майбутнього суспільства. Її функцією досі лишається координація суспільного виробництва.  Але координація, а не чергування на фінансових потоках держави і стягування ренти з природних ресурсів та підприємств, створених ще за СРСР. У першому випадку це пошук і замикання на себе нових господарських взаємодій, у другому - членство в корпорації казнокрадів і турбота про те, щоб не члени корпорації не порушували монополію експлуатованого ресурсу. У першому випадку ми отримуємо Ілона Маска, в другому - прокурора Пшонку і бізнесмена Суркіса. Суспільство має навчитися поважати простих людей, що чесно виконують свою справу. Навчитися - значить цінувати їх на рівні естетики, як цінують американці своїх пастухів (ковбоїв), а не на рівні лицемірного державного офіціозу, як радянських стахановців. Ці люди часто дають суспільству набагато більше, ніж воно їх оцінює. Є безліч прикладів, коли місто запливло стоками через одного сантехніка, а величезний завод зупинявся через одного кваліфікованого робітника. Зараз у нас війна. Вона рельєфно виявляє, хто чого вартий, і це єдина користь від неї. Якщо нація не зрозуміє її уроків і буде, як і раніше, годувати респектом клерка з податкової на джипі, що відмазався від армії, і кривити пику від АТОшніка у маршрутці, то в неї немає майбутнього тому, що вона стяжає гній і розкидається золотом.

Нам слід відмовитися від націєруйнівної ідеології цивілізаційного вибору. Росіянам звісно приємно бачити подвиг Тарас Бульби як цивілізаційний вибір українців на користь Росії. Європейцям також приємно бачити наше "прагнення в Європу". І ті й інші говорять нам, що таким чином ми нібито обираємо кращий варіант суспільного ладу, але це неправда. Насправді так ми годуємо респектом чужі еґрегори (об’єднуючи ідеї) і гнобимо свій. "Руский" - це не відповідь на питання "який?". Це відповідь на питання "чий?", втім як і "радянський", як і "європейський". Наші бійці в Донецькому аеропорту гинули зовсім на за те, щоб ми були чиїмись. Однак, стверджуючи свою самодостатність, нам необхідно уникнути іншої крайності, в яку впали росіяни - активної ментальної війни з конкуруючої спільнотою. Вони отримали цю війну по естафеті від Візантії. Вона триває вже більше двох тисяч років, а почалася ще в епоху греко-римських війн. Українці теж брали участь у цій війні на грецькому боціі, і наш європейський вибір - це перебігання в протилежний табір. Тим самим ми підлили масла у вогонь цієї війни. Наша ж задача - не брати участь у цій війні на боці потенційного переможця, а припинити її, або принаймні самим вийти з цієї війни. Це означає, що нашим політикам слід уникати суджень і оцінок чужої сутності: чи то російської, чи то Західної, то чи мусульманської і взагалі, будь-чиєї. Ну, принаймні, хоча б не лаяти. Та навіть і похвала, така, як ото ми співаємо дифірамби європейським цінностям, миттю викликають ревну реакцію їх конкурента. Тут потрібне те, що можна назвати емоційним інтелектом. Подобається хтось нам, не подобається - поки у нас немає явного конфлікту, ми не повинні ставити під сумнів його право жити так, як у нього це виходить. Вступ до Євросоюзу, і взагалі до будь-яких союзів, має бути для нас технічним рішенням, а не питанням цивілізаційного вибору. Ми самі цивілізація. На чужий успіх ми не повинні плюватися жовчю, як це робить зараз Росія, але і не підлещуватися, як зараз це робимо ми. Здорова реакція на їхній успіх - повага і захоплення, але водночас і бажання зробити краще, як боксер, що захоплюється Тайсоном, мріє боксувати краще за Тайсона, а музикант - грати краще за Гілмора. У всякому разі, за іншої постановки питання ми, врешті-решт, розчинимося у більш успішних сусідах. Якщо зовнішній донор порядку (хай то навіть буде Європа) і дасть нам те, чого нам бракує - порядок і економічне процвітання, він натомість обов'язково намагатиметься забрати душу нації, обов'язково насаджуватиме свою ментальність. І не буде в тому його провини, тому, що й ми робили б так само.

Ми маємо бути вдячними Заходу за те, що він допомагає нам захищати нашу країну, але є те, що нам важко, а головне, не слід від них переймати.

Їх концепція вторинності традиційного укладу життя перед демократичним правом геть не спрацьовує. Потоки емігрантів руйнують традиційні суспільства країн Заходу.
Нам не слід брати участь в їх прагненні до повселюдного насадження демократії - не всі нації готові або здатні жити в демократичному суспільстві.

Нам не слід переймати від Заходу їхнє ставлення до сексуальних меншин. Зараз, коли доведено, що це є вродженою особливістю, людство не повинно гнобити таких людей, як це було раніше. Але Захід тут пішов далі ніж терпиме ставлення. Він створив культуру сексменшин, підняв це явище на рівень естетики. Обумовлюється це нібито демократією, але насправді це загроза для демократії. Необхідна для демократії умова – не пов'язаність людей особливими зв'язками. Чи можна бути впевненим, що, пробившись у владу, люди з сексменшин не створять там відповідні угруповання, пов’язані особливими, прихованими від інших зв’язками? Скоріше навпаки. Крім того, такі явища не існують в рафінованому вигляді. Їх часто супроводжує педофілія, яка вже точно не прийнятна, а в той же час неможливо провести чітку межу, що відокремлює одне від іншого. Слід також брати до уваги, що огида до сексменшин є також вродженою рисою, і її неможна скорегувати вихованням чи моральними умовляннями. Демонстративна поведінка сексменшин, така, як їхні паради, дратує цих людей і, в решті решт, у демократичному суспільстві вони також мають право на повагу до їхніх почуттів.

Нам не підходить і європейська зарегульованість правом усіх сторін життя. За допомогою права вирішуються питання, які суспільство не може розв’язати за допомогою моральних обмежень. На побутовому рівні ми все ж відкрите суспільство. Нам не потрібні такі закони, як європейський про заперечення Голокосту або наш про заперечення Голодомору. Тим більше нам не потрібні російські закони, за якими люди потрапляють до в'язниці за танок у церкві або перепосилання картинок "Вконтакте". Наше суспільство є досить зрілим, щоб йому довіряти: навіть в екстремальних умовах ми не скотилися до фашистського конгломерату, як це сталося в Росії. І хоча це заважає нам у війні, але це, врешті-решт, те, за що гинуть наші бійці, бо це і є воля. Ми махновці. Наш принцип сподіватись на совість - "напився - будь людиною" - для нас важливий. Це те, що робить український соціум комфортнішим для звичайного життя, і відсутність чого призводить до невмотивованих масових вбивств у США. Анархія, як суспільний лад, звичайно утопія, але це той ідеал, до якого прагне вільне суспільство. Чим ближче суспільство наближається до цього ідеалу, тим воно вільніше.

Нам слід розуміти, що будь-яка, навіть ледь помітна закономірність у підборі людей до органів влади, чи то засилля донецьких, чи полтавських, або львівських, колишніх товаришів по службі в міліції, армії, людей однієї національності, що не є більшістю в даному регіоні, і т.п. вбиває демократію. Це необхідно придушувати в самому зародку.

Нам нарешті вже слід розпрощатися з баченням наших проблем як частини СРСР що в’їлась в нас, і якої ми ніяк не можемо позбутися. Насправді все навпаки. Це у СРСР були проблеми з тим, що нам і зараз продовжує заважати жити. Соціалізм, як проект, був беззахисний і впав перед загальнолюдськими вадами суспільства, а ми їх помилково приймаємо за пороки соціалізму, називаючи це совком.

Наведене вище носить стратегічний характер, але воно не може дати швидкий результат. Швидкодіючий ліки демократичного суспільства - правильне голосування.

Нам необхідно поміняти критерії оцінки тих, кого ми обираємо. А для цього потрібно розуміти, як працює демократична машина влади. Головна цінність демократичного лідера - бути якісним об'єктом довіри. Брак інших якостей, таких як, наприклад, некомпетентність в юридичних і господарських питаннях, може бути компенсований: у великому суспільстві знайдуться тисячі грамотних юристів і економістів. Якщо ж ми виберемо користолюбця з хорошими юридичними знаннями, то від цього буде мало користі. І навіть навпаки. Юридично підкований пройдисвіт вкрасти може набагато більше. Цей критерій - секрет успіху Західних демократій. Не дарма вони так прискіпливо стежать за моральною охайністю своїх лідерів: у верхівці суспільства має бути стерильно чисте місце, навколо якого збирається машина влади. Найбільш успішним президентом американці визнають Рейгана, хоча він був всього лише актором. Рейган не давав приводу сумніватися у своєму патріотизмі і моральній чистоплотності, і це збирало патріотів-професіоналів навколо нього, оскільки вершина задає правила гри для всієї піраміди влади. На якість лідера впливає, перш за все, вроджений тип соціальної поведінки, а не тільки його інтелект і освіченість. Американці не соромляться вибирати на державні посади спортсменів і артистів. Це виправдовується тим, що такі особистості природою створені для того, щоб виглядати героями в газах суспільства. Між грошима і славою вони завжди виберуть славу. Ми теж маємо перший досвід такого вибору. Це мер Києва Віталій Кличко. І його результати, до речі, поки не виглядають так вже погано на тлі попередників. Але поки що наш улюблений типаж на виборах - голова колгоспу. Це такий вгодований хитрий жук, що вітає всіх з усіма святами, вимовляє патетично-демагогічні промови і проявляє турботу про народ у вигляді нової тролейбусної зупинки або автобусного маршруту. При цьому ми ввічливо не цікавимось, звідки у цього вихідця з народу кортеж з Ландкрузерів з охороною, і чому комунальні об'єкти ми маємо пов’язувати з його ім'ям. Та особливо нам подобається, коли наш кандидат робить щось для народу за "свої" гроші. Мало кого насторожує, чого це він такий добрий. Необхідно зав'язувати з цією практикою. Нам слід перейти на жорсткий відбір за ознакою репутації. Кажуть про когось погано - нафіг з пляжу. І тут ні до чого презумпція невинності, тому що ми нікого НЕ караємо. Тут має працювати презумпція негідності. Ми вибираємо, і маємо право вибрати найкраще. Такий підхід здається на перший погляд наївним - адже так можна обмовити і викинути з гри будь кого. Але це тільки на перший погляд. Якщо суспільство ставить моральну планку високо, то наклепник сам ризикує бути миттєво викинутий на смітник політики за нечесну гру. Ми порушили це просте правило і доля дала нам кривавий і повчальний урок. Але ми так його і НЕ засвоїли. Януковича ні в якому разі не можна було вибирати на тій простій підставі, що він колишній кримінальник. Це табу. Ми ж досі розмірковуємо: "Янукович не зробив те, Янукович зробив це". Дурниця всі ці розпатякування. Або ми благородний народ, для якого президент-зек - незмивна пляма на репутації, або ми лохи, яких розводять правильні пацани.

І наприкінці небезпечний, але швидкий сценарій, який є в нашому розпорядженні. Це сценарій сильного лідера. Нам потрібен лідер і команда навколо нього, одержимі ідеєю встановлення демократичної законності. Адже цілком можливо, що наше суспільство вже готове перейти в іншу якість, і треба лише на якийсь час штучно втримати новий стан речей, щоб ментальне середовище завершило своє доналаштування під новий стан суспільства, коли цей стан буде стійким вже сам по собі. Для виконання цього завдання саме й підходить сильний лідер і згуртована навколо нього команда. Ми знаємо, що згуртоване угруповання може захопити контроль над країною і, нехай на короткий за історичними мірками період, здатне перевести країну в абсолютно не характерний для неї стан. Тим більше такому угрупованню по зубах відсторонити олігархів від влади і викинути артіль хабарників з правоохоронної і судової системи. Лідер, здатний впоратися з олігархами і з корупцією, повинен мати мотивацію більшу, ніж гроші. Такі люди існують, хоча багато хто в це й не вірить. Ними може рухати жага влади, гіпертрофована любов до Батьківщини, почуття помсти, загострене почуття справедливості і т.п. Але проблема в тому, що з таких людей нас влаштує лише особистість з майже непоєднуваним набором якостей. З одного боку вона має прагнути до влади, а з іншого боку повинна віддати владу, коли це буде потрібно. З одного боку вона повинна бути жорсткою, тому що справу їй доведеться мати з жорстким і підлим противником, а з іншого боку вона повинна створити і поставити на крило демократичний механізм. З одного боку вона повинна любити батьківщину, а з іншого боку - не сповзти до шовінізму і не налаштувати проти своєї країни решту Світу. Тому країни, які очікували від сильних лідерів одне, часто отримували зовсім інше. Німеччина, наприклад, так отримала Гітлера. Лі Куан Ю і Піночет - можна сказати вдалі екземпляри в цьому списку. Практичне розставання з демократією на якийсь час можна було б пережити, але чи повернуть її нам потім, як це зробив Піночет? Поки що ні Путін, ні Лукашенко не змогли повторити його подвиг. Стабілізувати ситуацію вони змогли, а ось запустити зрілу демократію в країні поки що не змогли. І не схоже, що вони до цього прагнуть. До того ж Путін ще й зміг якимось дивом налаштувати проти своєї країни майже увесь Світ. Зрозуміти наперед справжні наміри кандидата в "раби на галерах" і передбачати результати його діяльності вельми важко. Наміри ховаються за демагогією, а зрозуміти чого він хоче на підставі його ідеології - теж невдячна справа. Ідеології, як показала практика, така каламутна штука, що розуміти і трактувати їх можна абсолютно по-різному. Захист національних інтересів, наприклад, можна трактувати, як тактику бити першим, а під гаслом боротьби з фашизмом спекти фашистський конгломерат.

Серед теперішніх наших політиків, що претендують на головні ролі, поки проглядається лише один, для кого є мотивація більша, ніж гроші. Це наш Піночет-light Юлія Тимошенко. Вона не відповідає критерію репутаційної чистоти, який ми висунули вище, але поки вона єдина, хто пройшов настільки серйозні спроби дискредитації. І хоча серед людей все ж лишилася думка, що "Тимошенко накрала", та найвищі перевірки, і навіть найняті американські аудитори не змогли нічого довести. За Тимошенко говорять цілий ряд епізодів, де вона діяла, і навіть вступала в конфлікти, явно в національних інтересах. Це суперуспішне на тлі попередників керівництво енергетикою, відсторонення приватних компаній-посередників зі схем імпорту газу, спроба обмежити надбавки на ціни до імпортних ліків (провалена аптечним лобі в парламенті за сприяння Ющенка), видача частини радянських вкладів і ряд інших епізодів. А крім того, зараз вона здається єдина, кому під силу зломити олігархів і викинути їх з влади. Є у неї і привід ґрунтовно розібратися із судовою та правоохоронною системами.

Звичайно, є і аргументи проти Тимошенко. Підозрілим здається, що вона погодилася на високу базову ціну формули ціноутворення в газовому контракті 2009-го року. Є побоювання, що вона зірветься і почне мститися своїм кривдникам, і це стане самоціллю на шкоду державним інтересам. Та й взагалі, може банально повторити один з диктаторських сценаріїв, про які говорилося вище. Але здається наша Юля не така. Думаю, нам варто ризикнути.

понедельник, 27 июня 2016 г.

Щаслива країна

Cучасний соціум, як самовпорядковувану динамічну систему, можна умовно розкласти на дві підсистеми: зовнішню (охоплюючю) і внутрішню (вкладену). Внутрішня самокерована підсистема – це ідеальний ринок. Його властивості можна вважати об'єктивними, не залежними від волі людини. Зовнішня підсистема – це політичне і інтелектуальне життя країни. Зовнішня підсистема здатна впливати на результати діяльності ідеального ринку через зовнішні по відношенню до ринку (неринкові) впливи, але, намагаючись досягти своєї мети, має зважати на його об'єктивну реакцію на ці впливи, тобто зважати на об'єктивні властивості ринку. Така двоконтурна модель дозволяє провести умовну межу між об'єктивними властивостями ринку і впливом суб'єктивних чинників на економіку.

Також було доведено, щоідеальний ринок сам по собі не забезпечує неухильне підвищення життєвого рівня усього суспільства. Він забезпечує лише злагоджену (когерентну) взаємодію усіх учасників виробництва. Проте мета виробництва в цілому визначається власниками підприємств. Їх кінцева мета - створити матеріальні блага для себе, тобто зробити, наприклад, собі Роллс-ройс, а не Фольксваген працівникам. Блага, які створюються для працівників, є лише проміжним (допоміжним) результатом задля досягнення власниками своєї кінцевої мети. Власним (невимушеним) рухом ідеального ринку буде його рух у бікмінімізації проміжних результатів, тобто у бік мінімізації долі працівників. Ідеальний ринок поступово (асимптотично) опускається до такої структури вироблених благ, яка відповідає гранично терпимій для цього суспільства соціальній напрузі. Цей процес викладений в " Капіталі" Маркса.

Не повну адекватність теорії Маркса можна пояснити тим, що він, по суті, розглядав лише внутрішню підсистему капіталістичного суспільства. Зовнішні чинники, що здатні відірвати ринкове виробництво від залипання його в зоні максимальної соціальної напруги, це науково-технічний прогрес і примусове, тобто не ринкове збільшення долі благ для працівників. Крім того, сама лише ринкова економіка не єдина складова суспільного виробництва матеріальних благ. Для виробництва вона використовує ресурси спільного використання, які належать усьому суспільству. Це зокрема природні ресурси і наукові досягнення, за які вона має віддати суспільству його долю. Але, щоб користатися цими засобами впливу на ринок, суспільству необхідно виконувати певну роботу сумління. Від того, наскільки воно зможе триматися у межах соціального громадського договору, від того, чи втримаються його члени від гонитви за найближчою для себе вигодою на шкоду суспільному результату, залежить результативність ринкової економіки для усього суспільства.

Зважаючи на наведене, оптимальна модель суспільного виробництва виглядатиме так.

Постійні складові виробництва, або ті, що змінюються повільно, але які водночас потребують для свого створення значної долі громадських зусиль, мають бути виокремлені з під ринкового саморегулювання. Їх створення має бути плановим на користь усього суспільства. Це, наприклад, дороги, мости, енергетичні мережі, електростанції, каналізації, водопроводи, тобто все те, на що не впливає швидкозмінна ринкова кон'юнктура, а доцільність його створення можна спрогнозувати з великою ймовірністю. З точки зору ринку, такі складові суспільного виробництва можна розглядати як ресурси суспільного використання, разом з надрами та іншими природними ресурсами. (Мимоволі виникає питання: а чому не можна усю промисловість виокремити з під ринкового саморегулювання? Чому не можна повністю перейти на планову (соціалістичну) економіку? Як ми відмічали, командні методи координування виробництва не в змозі утримати в полі зору надскладну систему виробництва. Соціалізм був актуальний, поки створювалися базові потреби суспільства - Магнітка, Дніпрогес, гумові калоші. Коли вони були задоволені, і суспільству знадобилися жуйка, грілка для вуха і мереживна жіноча білизна, соціалістична економіка впала під тиском цеховиків, що розбестили хабарями партійну і державну номенклатуру).

Другою умовою досягнення високої громадської ефективності ринкової економіки має бути висока доля вартості труда у вартості вироблених товарів. З точки зору завдання цілей громадського виробництва такий підхід є переорієнтацією економіки на виробництво продукції для широких мас. А з точки зору ринку це дозволяє працівникам купувати те, що вони роблять, тобто створює привід для нарощування виробництва в їхніх інтересах.
Науковий прогрес потрібен для створення нових цілей виробництва, що спонукатиме до створення нових виробництв і розпалюватиме конкуренцію за трудові ресурси. Це саме по собі здатне викликати зростання оплати праці, а отже, через збільшення попиту широких верств, зростання виробництва в інтересах всього суспільства. Тоді ринок почне робити " вдих", втягуючи в себе робочу силу. Запускатимуться процеси невимушеного (природного) зростання ринкової економіки. Ринок стане таким, яким ми його уявляли, коли шли від соціалізму.

Що з цього на сьогодні має Україна?

Ми маємо державний авіаційний завод і приватні мережі розподілу електроенергії, а має бути навпаки. Ми дотуємо споживання енергоносіїв, якими торгують приватні компанії. Цим, по суті, з держбюджету суспільство платить приватним компаніям за ресурси суспільного користування. А мало б бути навпаки. Наша система оподаткування така, що основним об'єктом оподаткування є заробітна плата працівників. На кожну зароблену гривну нараховується гривна податків, тим самим знижуючи і без того малу частку вартості праці у вартості готової продукції. Все б нічого, якби ці податки перенаправлялися незаможним та пенсіонерам і тим збільшували попит на звичайні товари і послуги, але вони, здебільшого, через бюджет трансформується у джипи, яхти, елітну нерухомість і тому подібне. Усе це означає, що економіка зорієнтована на виробництво благ для тонкого прошарку заможних, хоча повинно бути навпаки. Наша наука перетворилася на ясла для шарлатанів, що труться біля влади. Розтринькуються і без того мізерні ресурси, що виділяються суспільством на науку. В цілому можна сказати, що українське суспільство " залипло" в зоні, наближеної до максимальної соціальної напруги. Раніше ми образно називали такий стан безсовісною координацією.

Граничні (махрові) стани суспільств такого типу зараз можна спостерігати в деяких африканських державах. Це жорстка тиранія з примітивною економікою і вкрай нерівномірним розподілом благ на користь верхніх шарів суспільства. Якщо по горизонталі відкладати кількість людей, а по вертикалі їх доход, то діаграма добробуту такого суспільства виглядатиме як загострена піраміда. Потреба в ефективності підштовхує такі режими еволюціонувати. Еволюція моралі тече у бік більшої справедливості, а під її тиском економічний лад рухається у бік більш рівномірного розподілу благ. Природний хід такої еволюції - поступове вирівнювання розподілу доходів, починаючи з верхніх шарів ієрархії. Еволюція поступово розрівнює (спилює) вершину піраміди розподілу. Це означає, що певний кодекс рівності і поваги до правил складається спочатку тільки серед верхніх шарів еліти по відношенню одне до одного, і лише поступово він опускається до все більш низьких шарів ієрархії. Початкові фази цієї еволюції - не що інше, як феодалізм в тому або іншому його вигляді. Цю фазу розвитку соціуму ми зараз спостерігаємо на Україні.

Високоефективне справедливе суспільство - те, чого ми прагнемо, не може триматися без певного рівня свідомого самообмеження громадян у рамках прийнятого соціального договору, тобто у рамках прийнятих в суспільстві моралі і законів. В цьому випадку воно не розтрачує сили на підтримку ладу (консистентності), а майже цілком витрачає їх на творення. Це означає, що місту, наприклад, вистачає двох податкових інспекторів замість управління податкової інспекції, а з нею тих, хто перевіряє податкову інспекцію і тих, хто контролює перевіряльників. Це суспільство з високим рівнем довіри усередині себе, а отже - відкрите суспільство. У такому суспільстві громадяни довіряють одне одному, а отже – складають і втілюють в життя оптимістичні плани. Саме таке суспільство можна назвати щасливою нацією, тому що щастя нації не у багатстві, а в тому, щоб кожен не почував себе обдуреним.

Головне питання для нас зараз: чи готове українське суспільство до наступного еволюційного стрибка?

среда, 15 июня 2016 г.

Happy Nation

Ранее было показано, что современный социум, как самоорганизующуюся динамическую систему, можно представить в виде двух подсистем: внешней (охватывающей) и внутренней (вложенной). Внутренняя подсистема, это идеальный рынок. Его свойства можно считать объективными, не зависящими от воли человека. Внешняя подсистема – политическая и интеллектуальная жизнь страны. Внешняя подсистема способна влиять на результаты деятельности идеального рынка с помощью внешних по отношению к рынку (нерыночных) воздействий, но, преследуя свои цели, вынуждена считаться с объективной реакцией рынка на эти воздействия, т.е. считаться с объективными свойствами рынка. Такая двухконтурная модель позволяет провести условную границу между объективными свойствами рынка и влиянием субъективным факторов на экономику.

Также было показано, что идеальный рынок сам по себе вовсе не обеспечивает неуклонное повышение жизненного уровня всего общества. Он обеспечивает лишь согласованное (когерентное) взаимодействие всех участников производства. Однако цели производства в целом определяются собственниками предприятий. Их совокупная цель – произвести материальные блага для себя, т.е. сделать, например, себе РоллсРойс, а не Фольксваген работников. Блага, которые производятся для работников, являются лишь промежуточным (вспомогательным) результатом для достижения собственниками своих конечных целей. Собственным (невынужденным) движением идеального рынка будет его движение в сторону минимизации промежуточных результатов, т.е. в сторону минимизации доли для работников. Идеальный рынок постепенно (асимптотически) опускается к такой структуре производимых благ, которая соответствует предельно терпимому для данного общества социальному напряжению. Этот процесс изложен в «Капитале» Маркса.

Не полная адекватность марксовой теории объясняется тем, что он, по сути, рассматривал лишь внутреннюю подсистему капиталистического общества. Внешними воздействиями, способными оторвать рыночное производство от залипания его в зоне максимального социального напряжения являются научно-технический прогресс и принудительное, не рыночное увеличение доли, достающейся работникам. Кроме того, собственно рыночная экономика не является единственным компонентом производства материальных благ. Для производства она использует ресурсы коллективного пользования, принадлежащие всему обществу, такие как природные ресурсы и научные достижения, за которые она должна отдать обществу его долю. Однако для того, чтобы воспользоваться этим средствами воздействия на рынок, общество должно выполнять определённую работу совести. От того, насколько оно сможет держаться в рамках социального общественного договора, от того, устоят ли его члены от погони за ближайшей для себя выгодой в ущерб общественному результату, зависит результативность общественного производства для всего общества.

С учётом этого, оптимальная модель общественного производства может выглядеть так.

Постоянные или медленно меняющиеся составляющие производства, которые вместе с тем требуют для своего создания значительной доли общественных усилий, должны быть вычленены из рыночного саморегулирования. Другими словами, их создание должно быть плановым в интересах всего общества. Сюда относятся, например, дороги, мосты, энергетические сети, электростанции, канализации, водопроводы, то есть все то, что не подвержено быстроменяющейся рыночной конъюнктуре, а целесообразность его создания можно спрогнозировать с большой вероятностью. С точки зрения рынка их можно рассматривать как ресурсы коллективного пользования, наряду с недрами и другими природными ресурсами. (Попутно здесь возникает вопрос: а почему нельзя всю промышленность вычленить из рыночного саморегулирования? Почему нельзя полностью перейти на плановую (социалистическую) экономику? Как мы отмечали, командные методы координирования производства не в состоянии удержать в поле зрения изощрённую систему производства. Социализм был актуален, пока создавались базовые потребности общества – Магнитка, Днепрогэс, резиновые калоши. Когда они были удовлетворены, и обществу потребовались жвачка, грелка для уха и кружевное женское бельё, социалистическая экономика пала под натиском цеховиков, развративших взятками партийную и государственную номенклатуру).

Вторым условием достижения высокой общественной эффективности рыночной экономики должна быть высокая доля стоимости трудя в стоимости производимых товаров. С точки зрения задания целей общественного производства такой подход является переориентацией экономики на производство продукции для широких масс. А с точки зрения рынка это позволяет работникам покупать то, что они производят, а значит, создаёт повод для наращивания производства в их интересах.

Научный прогресс необходим для создания новых целей производства, а значит создания новых предприятий и, соответственно, конкуренции за трудовые ресурсы. Это само по себе способно запустить рост оплаты труда, а, следовательно – рост производства в интересах общества. Рынок начинает делать ”вдох” – втягивает в себя рабочую силу. Запускаются процессы невынужденного (естественного) роста рыночной экономики. Рынок стает таким, каким мы его представляли, когда покидали социализм.

Что из этого Украина имеет на сегодня?

Мы имеем государственный авиационный завод и частные сети распределения электроэнергии, хотя должно быть наоборот. Мы дотируем потребление энергоносителей, которые продают частные компании, т.е. по сути, общество из госбюджета платит частным компаниям за ресурсы коллективного пользования, хотя должно быть наоборот. Наша система налогообложения такова, что основным объектом налогообложения является заработная плата работников. На каждую заработанную гривну начисляется гривна налогов, тем самым снижая и без того малую долю стоимости труда в стоимости готовой продукции. Полбеды, если бы эти налоги перенаправлялись малоимущим и пенсионерам и рождали спрос на обычные товары и услуги, но они, по большей части, через бюджет трансформируется в джипы, яхты, элитную недвижимость и т.п. Всё это означает, что экономика сориентирована на производство благ для имущих, хотя должно быть наоборот. Наша наука превратилась в кормушку для шарлатанов, трущихся вокруг власти. На ноль умножаются и без того скудные ресурсы, выделяемые обществом на науку. В целом можно сказать, что украинское общество “залипло” в зоне, близкой к максимальному социальному напряжению. Раньше мы образно называли такое состояние бессовестной координацией.

Предельные (махровые) состояния обществ такого типа сейчас мы можем наблюдать в некоторых африканских государствах. Это жёсткая тирания с примитивной экономикой и крайне неравномерным распределением благ в пользу верхних слоёв. Если по горизонтали откладывать количество людей, а по вертикали их доход, то диаграмма благосостояния такого общества будет выглядеть как остроконечная пирамида. Потребность в эффективности подталкивает такие режимы эволюционировать. Эволюция морали протекает в сторону большей справедливости, а под её давлением экономическое устройство движется в сторону более равномерного распределения благ. Естественный ход такой эволюции - выравнивание распределения, начиная с верхних слоёв иерархии. Эволюция постепенно разравнивает (спиливает) вершину пирамиды распределения. Это означает, что определённый кодекс равенства и уважения к правилам складывается вначале только среди верхних слоёв элиты по отношению друг к другу, и лишь постепенно он опускается на всё более нижние слои иерархии. Начальные фазы этой эволюции – не что иное, как феодализм в том или ином его виде. Эту фазу развития социума мы сейчас наблюдаем на Украине.

Высокоэффективное справедливое общество - то, чего мы хотим добиться, не может держаться без сознательного самоограничения граждан в рамках принятого социального договора, т.е в рамках принятых в обществе морали и законов. В этом случае оно не растрачивает силы на поддержание своей консистентности, а почти целиком расходует их на созидание. Это значит, что городу, например, хватает двух налоговых инспекторов вместо управления налоговой инспекции, а также тех, кто проверяет налоговую инспекцию и тех, кто контролирует проверяющих. Это общество с высоким уровнем доверия внутри себя - открытое общество. Именно такое общество можно назвать счастливой нацией, потому что счастье нации не в богатстве, а в том, чтобы каждый не чувствовал себя обманутым.



Главный вопрос для нас сейчас: готово ли украинское общество к следующему эволюционному скачку?

Оригинал публикации: http://avsokolan.livejournal.com/8337.html

Эх, либералы... (second edition)

Как получилось, что либералы (либерасты) стали в России обозначением пятой колонны, собирательным образом национального предателя? ! А ведь ни одно из серьёзных российских политических движений не смеет поставить под сомнение либеральные ценности: верховенство права, равенство граждан перед законом, независимо от материального положения, религии и национальной принадлежности, свободу слова, неприкосновенность частной собственности, демократию и рыночную экономику. Разгадка парадокса в том, что истинная причина неприязни здесь лежит вне кажущейся области разногласий. Разногласия видятся как идеологические. Но если под идеологией понимать взгляды на правильное устройство общества, что собственно так и есть, то настоящим предметом спора на самом деле является не абстрактная идеология, а праведность конкретного общества, его моральное превосходство/ущербность. Грубо говоря, спор идёт о том, КАК правильно жить на белом свете, а конфликт в том, КТО является моральной опорой миропорядка, где находится источник его исходной определённости.
  
Каждый человек исподволь ассоциирует себя с какой-то общностью, определяет для себя, за какую команду он играет. Как показано нами ранее, для большинства людей праведность общества, частицей которого себя ощущает человек, является безусловной константой независимо от того, какой идеологии в данный момент оно придерживается. Учитывая это, можем видеть основную ошибку либералов - вести идеологический спор не как конкуренцию собственно идей, а как конкуренцию обществ, исповедующих эти идеи. Подавая успех Запада, как торжество либеральных ценностей, и изобличая антилиберальные пороки России, как причину её неуспеха, они тем самым переводят дискурс из области ”правильно/не правильно” в ”праведно/не праведно”, поскольку речь в таком случае уже идёт не о конкуренции идей, а о моральном превосходстве Западного общества над Российским. Консенсус здесь принципиально невозможен. Непостижимое (трансцендентное) несогласие оппонентов остаётся даже в том случае, когда декларируемые ими способы устройства общества совпадают. Не замечая настоящий предмет спора, российские либералы, незаметно для себя, играют за чужую команду.

Непроизвольная ошибка либералов - перевод политической дискуссии из области верных и неверных суждений в область правильных и неправильных ценностей - объясняется их стремлением добавить весомости своей аргументации. В результате, дискуссия сводится к разоблачению пороков Отечества. Тем самым либералы жалят общество в самое больное место, делают то, что делать ни в коем случае нельзя. Как показано нами ранее, целостность любого общества держится на ожидании его грядущего успеха (мы назвали это опорным прогнозом). Это ожидание основывается на праведности – уверенности в правильности выбранных обществом моральных ориентиров. Представление трагедий прошлого, как следствия пороков, а не результат ошибок, борьба за ценности, которыми якобы не обладает общество, но которые есть у ментального оппонента, это не что иное, как разрушение опорного прогноза. Это сравнимо с тем, как если бы ребёнку сказать, что его родители негодяи. Психика ребёнка будет противиться этому факту, пусть даже это будет и правда. Психика большинства членов общества также будет сопротивляться такой интерпретации проблем: охрана опорного прогноза защищена подсознательными мотивами самоорганизации. Эти же мотивы рождают мимо вольное стремление разрушить чужой опорный прогноз.

Взаимное стремление разрушить чужой опорный прогноз мы назвали ментальной войной. Приязнь либералов к конкурирующей общности – Западу, однозначно воспринимается как предательство, что, в общем-то, в логике ментальной войны так и есть, поскольку поражение в ментальном противостоянии означает признание собственной вторичности и, как следствие, «переключение» членов социума на приязнь к когда-то враждебной общности, когда она уже не кажется чужой. Другое дело, что сам ментальный конфликт не является обязательным, поскольку может не иметь реального предмета раздора. Он кажется объективным и насущным лишь в рамках ближайшей предыстории и того видимого смысла, который инспирирован неосознанными мотивами самоорганизации. Другими словами, вспыхнувший однажды ментальный конфликт - возможно из-за пустяка или субъективизма - становится самодостаточным без реальной причины распри. Конструкция "мы ненавидим вас за то, что вы ненавидите нас" не нуждается в дополнительной подпитке. Христианин может быть абсолютно безразличен к последователям культа Вуду, но воспринимать как кощунство крещение двумя пальцами вместо трёх. Доказательством надуманности, а вернее сказать - подсознательной самоиндукции (самовозбуждения) таких конфликтов, может служить сравнение отношений Россия/Финляндия и Россия/Эстония. В первом случае они вполне нормальные, а во втором нервно-напряжённые, хотя исторические предпосылки и в том и другом случае примерно одинаковы. Точно так же необязательна вражда суннитов с шиитами, католиков с протестантами, Запада с Мусульманским Миром и т.п.

Запущенный однажды механизм самовоспроизводящегося (как у Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем) ментального конфликта между Россией и Западом затягивает в сладкую для подсознания, бессмысленную для здравого смысла и вредную для общества ментальную войну: взаимо-ответные потоки обид, разоблачений и дискредитаций. Понимание того, что такими конфликтами движут подсознательные мотивы самоорганизации, даёт надежду ”выключать” все эти бессмысленные войны остроконечников с тупоконечниками. Причём понимать и учитывать нужно, в том числе, и свои скрытые мотивы. Меньше всего здесь нужно пытаться образумить оппонента, указать на непроизвольность и надуманность его аргументов – всё же это инстинкт, и скорее всего он просто не поймёт, о чем вы вообще ведёте речь. Самовозбуждающийся автогенератор конфликта состоит из двух конкурирующих сторон, и чтобы погасить конфликт, необходимо разорвать между ними петлю обратной связи, а для этого достаточно, чтоб хотя бы одна из сторон его не поддерживала. Почему и необходимо, прежде всего, самому вернуться с ментальной войны, а значит - понимать собственные скрытые мотивы и подавлять свои позывы к моральному разоблачению и сарказму. Означает ли это, что нужно потакать оппоненту, заискивать перед ним, соглашаться с его необоснованными претензиями? Вовсе нет! Просто понимание иррациональных поведенческих шаблонов самоорганизации позволяет бесстрастно воспринимать выпады оппонента, т.е. так, как мы принимаем силы природы (не обижаемся же мы на ветер и дождь!!!). В этом свете легко осознать, что собственное желание ответить на выпад часто не имеет никакого практического смысла. И даже наоборот, простое игнорирование способно погасить конфликт, не имеющий реального предмета раздора. Кроме того, это позволяет видеть дразнящие темы, понимать то, с чем оппонент не может согласиться ни при каких обстоятельствах. Ни в коем случае не нужно следовать таким дурацким способам образумить оппонента, какими пользуется известный батутист и танкист Рогозин (в космос на батуте, танкам визы не нужны). Перебранку Владимира Путина с Западными странами россияне принимают за заботу об укреплении позиций страны на мировой арене. На самом же деле, в условиях, когда Запад не совершал явных агрессивных действий по отношению к России, рационального смысла в этом было не больше, чем ввязываться в перебранку с деревенским дурачком, который идёт по улице и всех материт.

Как видим, наивная ошибка российских либералов не является чем-то исключительным и стоит в ряду аналогичных глупостей. Однако она, кроме того, что умножает на ноль их, как политическую силу, ещё и дорого обходится российскому обществу. Оно даёт повод паразитировать на любви к Родине, позволяет патриотизму быть прибежищем для негодяев, позволяет проходимцам брать Родину в заложники. Она позволила этой псевдо-элите увлечь за собой в тупиковый, по нынешним временам, путь имперской экспансии большинство россиян. Либералы не смогли донести так необходимый сегодня критический взгляд общества на себя.

Вот пример безусловного отторжения либерализма, как предательства, и одновременно пример ошибки-перепутывания понятия свой/чужой с принципами. Он от человека с передовой ментальной войны: ”…мы направляем специалиста на «курсы повышения квалификации» в США или Европу… Если платят американцы или европейцы, то срабатывает психологический эффект: человек чувствует благодарность. Он не завербован — он просто перенимает чужие принципы: твои способности оценены по достоинству. Не то что на родине. …Значит, родину требуется изменить.” http://pavel-shipilin.livejournal.com/4​51326.html

Ещё одну ошибку либералов, а вернее заблуждение, мы уже рассматривали, но повторимся здесь вкратце, для целостности суждений. Это заблуждение уже имеет отношение к собственно идеологии.
Состоятельность любой идеологии проверяется её реализуемостью, т.е. практической возможностью построить общество на этих принципах. В расцвет эпохи идеологий, в 19-м – 20-м веке, преобладал, так называемый научный подход, когда реализуемость автоматически следовала из видения своей идеологии, как единственного объективного пути развития человечества и не зависела от текущего морально-этического фундамента общества. Рафинированный образец такой идеологии - Марксизм. Постепенно даже марксистам стало ясно, что полностью полагаться на якобы открытые объективные законы развития общества нельзя. Любая идеология нуждается для своего воплощения в работе совести общества. Отсюда и появился ”Моральный кодекс строителя Коммунизма”. Вместе с этим пониманием должно было бы прийти и понимание, которое, к сожалению, ещё никем чётко не сформулировано, и мы должны дать его в явном виде: не существует чёткой границы, отделяющей реализуемую (научную) идеологию от нереализуемой (надуманной). Это значит, в свою очередь, что один и тот же способ устройства общества может быть реализуем в одной морально-этической (ментальной) среде и нереализуем в другой. В этом непонимании и заключается проблема либерализма, как, впрочем, и остальных идеологий.

Предпосылка теоретических проблем либералов в том, что либерализм сформировался и добился успеха в конкретной морально-этической среде – в Западном обществе. Христианство, точнее – протестантское христианство, было его морально-этическим фундаментом. В этой среде сформировались взгляды о правах и свободе личности, оторванные от христианского обряда. Высокая способность Западного общества удерживаться в рамках права и незаметность собственных моральных и этических особенностей по причине их обыденности, породила среди носителей либеральных идей ошибочное представление о вторичности религиозно-культурных различий в государственном устройстве, создала иллюзию первичности и самодостаточности права для обеспечения жизни общества. Это, в свою очередь, породило наивное представление о существовании универсальных, общечеловеческих ценностей, при этом религиозно-культурным различиям отводится роль некоего маскарадно-бутафорского атрибута. Эволюция морали Европейской цивилизации, приведшая к признанию равенства, не зависимо от национальной или религиозной принадлежности, породила соответствующие законы. Моральная ловушка, в которую при этом она попала, заключается в том, что соблюдение закона, гарантирующего равенство каждого отдельного члена социума, не зависимо от национальной или религиозной принадлежности, нивелирует, формально упраздняет значение морально-этической среды, которая и обеспечивает выполнение этих законов. Либералы - локомотив этой эволюции, не смогли предвидеть опасности для либерального общества внешнего культурного потока, обусловленного эмиграцией. Если отдельные представители чужеродной ментальной среды не представляют опасности для социума, то начиная с некоторого порога присутствия чужеродных элементов его консистентность (внутренняя непротиворечивость) начнёт разрушаться. Возникшие в результате этого реальные проблемы вылились в рост популярности на Западе националистических партий и движений, выступающих за ограничение прав эмигрантов. Автократический режим Путина, защищающий себя от нападок либералов, выглядит для них защитником традиционного общества. Благодаря этому в Европе появился феномен - "понимающие Путина".

Ещё одно следствие наивной веры в универсальность либеральных принципов для любой общности, любой нации – экспансия либерализма вовне. Либеральное устройство общества может с трудом приживаться на конкретной национальной почве и его навязывание может принести больше вреда, чем пользы. Лишь в последнее время, после ряда явно неудачных попыток навязывания демократии, например, в Ливии и Ираке, эта наивность начинает проходить, но пока не как понимание системной ошибки, а как эмпирический вывод из неудачных опытов. Во времена Обамы до США, наконец, дошло, что кукурузу в Заполярье сеять не следует, она там не растёт.

Этот же теоретический изъян, но уже применительно к распавшемуся СССР, не позволил либералам склонить на свою сторону патриотов этой распавшейся страны. Не позволил прежде всего потому, что либералы не оставляли за ними в моральном плане ничего хорошего от их бывшей Родины. Для либералов весь опыт бывшего СССР неотделим от его пороков – репрессией, голодомора и т.п., хотя, с учётом нашего замечания о реализуемости идеологий, такое разделение делается на раз-два. Действительно, природа пороков, о которых идёт речь, проистекает не из марксистской идеологии, а из человеческой природы. Марксизм виноват лишь в том, что был слишком самонадеян в своих представлениях о человеке. Сталинские репрессии, например, ни как не следуют из марксистской теории, так же как средневековое мракобесие не следует из учения Христа, а коррупция и казнокрадство - из теории либерального государства. Сами либералы ведь не считают коррупцию в России времён Ельцина системным (врождённым) пороком либеральной модели!

Это разделение позволяет вести конструктивную критику советского периода, а главное - позволяет изобличить общечеловеческие пороки общества, которые мы ошибочно принимаем за пороки социализма, называя это совком. С исчезновением СССР они никуда не делись и до сих пор мешают нам жить, но бороться с ними, как с наследием социализма, то же самое, что стрелять в тень своего противника.
Это разделение позволяет:
- изобличать сталинизм, не бросая тень на героев Войны;
- осуждать партийное давление на советское искусство, не отрицая несомненных его достижений;
- осуждать иезуитски-пренебрежительное отношение партноменклатуры к людям, не насмехаясь над их самоотдачей на общее благо;
- отвергать насильственную экспансию советской системы, но признавать заслуги СССР в развале колониальной системы, и, в конце концов, в эволюции самого либерального общества, которое, возможно, не достигло бы успеха, не будь конкуренции со стороны социализма.
Но самое ценное – оно позволяет не представлять ничтожеством советского человека, верившего в идеалы той системы и искренне отдававшего себя этому. Та страна - это тоже были Мы, один из вариантов проявления нашего естества, и это разделение даёт возможность не объявлять советский опыт полностью ничтожным, а значит не перечёркивать полностью самих себя. Своё советское прошлое необходимо воспринимать как путь исканий, как своеобразный щупалец, которым человечество пыталось найти путь в будущее.

Впрочем, методы политической борьбы либералов ни чем не отличаются методов борьбы любого другого политического или религиозного движения: морально ″забомбить" оппонента, лишить его морального права на политическое существование. Энтузиазм, а порой и экзальтированность, с которым либералы пытаются смять моральные редуты политического противника ввиду, как им кажется, исключительной важности своих ценностей для всего человечества, на самом деле объясняется потребностью в расширении круга своих последователей. Это необходимо для подтверждения своей состоятельности и обретения смысла существования. В этом либерализм ничем не отличается от любой другой морально-этической системы. Он точно также подпитывается иррациональными (подсознательными) мотивами поведения своих последователей, отвечающими за консистентность общества. Эта иррациональность и есть, на самом деле, реальный источник их энтузиазма и преданности идее. Естественно, что в ответ они получают такую же "бомбёжку". Обидное прозвище "либераст" из этого же жанра политической борьбы.
Если в первое время после развала СССР такие методы политической борьбы либералов были вполне оправданы, то после того, как попытка с наскока построить демократию не удалась и оппоненты получили наглядное свидетельство ущербности либеральной идеи, продолжать пытаться морально дискредитировать оппонента как минимум не умно. Уже давно настала пора выйти за рамки этого природного шаблона поведения, увидеть, наконец, его пагубное влияние. Давно пора перестать вести фантомную войну с симулякрами, такими как совок, например, перестать бороться с и так уже давно умершим социализмом, а начать бороться с пороками своего общества.

После развала СССР у нас демократия не получилась. Среди нас бытовало заблуждение о саморегулирующих свойствах рынка и демократии. После перестройки мы думали, что рынок все сам отрегулирует, а всех ушлых хитрецов выбросит за борт жизни, потому что рынок наверх поднимет все самое лучшее и правильное. Запад не указал на это заблуждение, потому что сам не подозревал об этих проблемах, за что и получил исходящее от нас раздражение.

В скором времени нас ждёт вторая, уже более осознанная попытка построить демократию. Не факт, что она будет удачной, но другого способа, кроме как пытаться, у нас нет. Иначе будем вечной Мексикой. Человечество уходит от командных способов управления обществом, поскольку они не в состоянии управлять сложным (изощрённым) хозяйственным механизм. СССР от этого и развалился. Поэтому демократия - это не дань моде и выдумка моралистов, а необходимость: или строишь открытое (свободное) общество, или будешь запчастью в мировой экономике. На смену старым наивным либералам обязательно придут новые либералы версии 2.0. Они уже не будут наивно верить, что достаточно задекларировать наступление свободы и демократии и наступит свобода и демократия. Они будут понимать, что для их удержания необходима работа совести общества. Они не будут убеждать, что Сталин это плохо, поскольку будут знать, что обществу, которое не может держать социальный строй приходится склониться перед диктатором, потому что для такого общества это единственная возможность сохранить упорядоченность. Они скажут: " Вы можете считать, что Сталин это хорошо, но в таком случае вы должны признать, что вы быдло (скот), которому нужен погоняла с кнутом".




Сказанное относится не только к российским либералам, почему здесь и использовалось слово "мы". Те же ошибки с учётом своей специфики повторили и либералы других республик СССР. Но пусть каждый сам занимается своими проблемами. Мы же далее будем говорить только об Украине.

Оригинал публикации: http://avsokolan.livejournal.com/5659.html

четверг, 12 мая 2016 г.

Хлопці, вгамуйтесь

Еще одним предсказанным негативом грядущих событий был своеобразный каминг-аут антиукраинских сил - открытое заявление о ничтожности украинской идеи. В декабре 2013-го он предвиделся так:

«..А вот представьте, опять майдан победит и вместо старых казнокрадов сядут новые, как это было в 2005. И что, снова винить в неудаче “старый мир”?...
…Доказывать что мы тоже Европейская цивилизация – выбор нищих духом, тех, кто сам не ощущает своей первопричинности, верный путь раствориться и исчезнуть из книги истории. “Старый мир”, по крайней мере, этой болезнью не страдал, он сам был цивилизацией. Вот когда новый проект добьется во всех европейских инстанциях права называться самым лучшим композитором и поэтом, но при этом так ничего путного не сыграет и не напишет, старый проект ему скажет: “Ну что-ж ты братец, тебе дали свободу, а ты оказался просто никчемным, хитрым жадным быдлом, а еще учишь меня морали!”…
Вот тогда старый проект соберется с духом, найдет себе нормального лидера и скажет: ” Кто вы такие, чтобы нас учить жизни, та пошли вы….
”» http://avsokolan.livejournal.com/3505.html

Не сбылось в этом прогнозе лишь то, что российско-советская общность предпочла действовать не через нормального лидера и политическую борьбу, а взяла в руки автомат.

Независимая Украина получила от Советской Украины самое важное своё наследство – авторитет украинства. Довольно долго никто не ставил его под сомнение. Например, несмотря на то, что в быту около половины населения использует русский язык, мало кто оспаривал статус украинского языка как государственного. Большинством русскоязычных он воспринимался как символ государственности, как придворный язык, который нужно уважать (кстати говоря, точно так же коренными киевлянами в десятом веке воспринимался пришлый новгородско-словенский язык княжеского двора, лёгший затем в основу современного русского).

Национально-сознательным силам удалось, в конце концов, разрушить этот негласный общественный договор, на самом деле благоприятный для украинства, если учесть фактические обстоятельства обретения независимости. Как им и положено по их природе, проблемы государства они видели в том, что в нем мало украинства. Тем самым они увязали неудачи, случившиеся после Оранжевой революции, с украинской идеей. С неё был сорван нимб величия. Теперь для антиукраинских сил нужен был лишь мобилизационный сигнал. И они его получили. Для этих людей Украина всё равно никогда не стала бы всамделишным государством: до конца своей жизни они будут преданы тому, что они считают для себя Родиной. Однако большинство из них - как тротил: не опасны были сами по себе, если не подносить детонатор. Эпические картины второго майдана, уничижительная риторика в адрес бывшей метрополии, разрушение памятника Ленину, стали этим детонатором. Они получили сигнал, что чужаки рушат их Мир, и нет повода с ними церемониться.

Никто не нанёс больше вреда украинству, чем слишком ярые его патриоты. Не Янукович же, который опирался на пророссийскую часть Украины, его дискредитировал! Скорее, наоборот. Скорее это был Ющенко, который сделал его аргументом предвыборной кампании, чем внёс раскол в общество, а после так разочаровавший своих избирателей.

Даже если не смотреть на моральную сторону вопроса, очевидно, что постоянно поднимать вопрос признания приоритета украинства, имея две сравнимые по численности ментальные общности - мягко говоря, не разумная тактика, если не сказать глупая. Во-первых, формально приоритет украинства уже был закреплён, а добиться фактического признания такими методами совершенно невозможно. И во-вторых, дразня сравнимого по мощи соперника (а если к нему добавить Россию, то значительно мощнее), можно не только получить войну, что само по себе является проигрышем для Украины, но и проиграть в этой войне. Провоцировать конфликт, поднимать украинский флаг и терпеть поражение – нет ничего губительнее для национального самосознания.

Почему же национально-сознательные украинцы вели себя столь неразумно? Украинские события – это типовой процесс борьбы двух точек сборки человеческого материала, условно – украинства и Русского мира. В природе человека заложено свойство образовывать такие точки и хранить им безусловную верность (а почему, вы думаете, существуют фанаты Спартака или Динамо?!). Это необходимый цементирующий материал в механизме людской самоорганизации. У некоторых людей это свойство гипертрофированно. В этом смысле они ненормальные люди. Ревность к чужой точке сборки - важнейший мотив их поведения. Их естество требует от чужаков признания превосходства своей точки сборки. Навязывание своих символов, в том числе и языка, необходимо им для обозначения этого признания (достаточно просто признать, а разговаривать можете хоть на суахили). Ритуал утверждения своих символов среди чужаков для них очень важен как момент признания превосходства. Обычному человеку, например, кажется нелепой глупостью поездка пророссийских активистов в мае 2011-го из Одессы во Львов, чтобы подразнить львовян георгиевскими ленточками: тогда это привело к беспорядкам. А вот для самих активистов вопрос о её целесообразности вообще не стоял. Участникам таких политических действ они кажутся высшими духовными проявлениями, хотя на самом деле стоят в одном ряду с ритуалом целования руки крестного отца мафии, или обрядом опускания на зоне. Эти действа объединяет первобытный поведенческий шаблон «опускания головы», когда проигравший должен вступить в новую реальность признания подчиненности.

Такой первобытный патриотизм имени Собаки Павлова, как оказывается, играет основную направляющую роль в конфликтах, причём, не только в Украине. Пафос, апелляция к морали и истории лишь маскируют инстинкт гипер-патриота: унизить, дискредитировать, “загнать под шконку” чужую точку сборки (объединяющую идею), морально подавить её сторонников, принудить отречься от неё. И не гипер-патриотов этот инстинкт тоже направляет, просто этот глубинный мотив скрыт от их сознания теми самыми моральными и историческими доводами.

Почти наверняка каждый, прочитавший предыдущее предложение, не примет его на свой счёт. Однако это лишь потому, что его инстинкт спит, получив удовлетворение. Если общность находится в подчинённом (вторичном) положении, как татары среди русских, например, то большинство русских благостно относятся к татарам и, соответственно, гордятся своей толерантностью. Но стоит татарину заявить, что покорение Иваном Грозным было для них трагедией, от которой татары до сих пор в проигрыше, как от этой толерантности не останется и следа. Такой татарин сразу же будет записан в оголтелые националисты, хотя он всего лишь хочет иметь то, что русский уже имеет.

Уничтожение памятников Ленину, борьба с советскими символами и названиями имеет своей тайной, но истинной целью “загнать под шконку” русско-советскую общность. Наш “поход в Европу" также движем неосознанным желанием досадить бывшей метрополии, взять моральный реванш за прошлое.

Какую практическую пользу даёт нам так называемая десоветизация: переименования городов и улиц?! Да, эти символы ассоциируются с силами, которые противостоят суверенному украинству. Но тем самым мы даём им мобилизационный сигнал, побуждаем их к действию. Мы, словно нарочно, шагаем в ногу по мосту, у которого есть резонанс. Среди наших националистов и так полно засланных провокаторов, не считая полезных дураков Путина, которые бесплатно отработают свой номер, лишь их раззадорить. Люди из подозрительно окрепшего при Януковиче ВО «Свобода», словно черт из табакерки, выскакивают в наиболее критические моменты и создают необходимые нашим врагам поводы. И вот в довершение к этому мы устраиваем спектакль с десоветизацией. Это так не к месту во время войны! Мы даже не представляем, какие глубинные людские инстинкты мы дразним! Это те самые инстинкты, которые вели смертников взрывать американские небоскрёбы, а сейчас они влекут на Донбасс боевиков со всей России.

Понятно, что среди сторонников русско-советской общности имеются точно такие же гипер-патриоты, которые лишь ждали подходящего момента, чтобы проделать то же самое с независимой Украиной, и по мере увеличения разрыва уровней жизни в Украине и России антиукраинские силы становились всё активнее. Очевидно также, что в самой России многие бредят имперским прошлым - тема эта не была табу на Российском телевидении. Кроме того, моральной реабилитации требовало растерзанное, оболганное, и несправедливо униженное национальное чувство западных украинцев – тех, кого называют бандеровцами. Всем этим можно было бы вполне оправдать линию поведения национально-сознательных украинцев. Можно, но не нужно!

То есть да, все эти доводы годятся для объяснения событий. И эти объяснения вполне адекватны, раз они способны предсказать события. Но к чему ведёт этот естественный ход событий? Он ведёт к войне и расколу. Он лишь заставит определиться, кто с кем, но никак не заставит склонить на свою сторону наших противников. А ведь настоящая цель патриотизма не в том, чтобы их гнобить, а в том чтобы сделать их своими. В ситуации, когда мы имеем две непримиримые силы, это кажется невозможным. Но не для того нас мама родила, чтоб есть суп с галушками, а для того, чтобы решать сложные задачи.

Как нам помирить в себе Шухевича с Ковпаком, Ленина с Бандерой, воина УПА с красноармейцем, Брежнева с Черноволом? Задача сложная, но она не является принципиально неразрешимой. Различие оценок и взглядов на события прошлого сами по себе не могут быть предметом конфликта. Конфликтом это становится, когда этих людей, их грехи и ошибки используют для раздражающего уничижения конкурирующей общности. Однако же, ни сейчас, ни, тем более, в прошлом человечество не знало, как правильно жить на белом свете. И ничто его не остановит искать ответ, а значит делать ошибки. Все эти герои прошлого отдавались и даже жертвовали собой ради идеи сделать жизнь людей лучше, совершеннее, так, как они это видели. И Ковпак, и Шухевич, пусть даже и воевали между собой, но жертвовали собой ради Украины, такой Украины, какой они её себе представляли. Уж точно они помирали не за возможность пилить бюджет и выводить деньги в офшор. Современная Украина - плод их усилий. В ней есть и от Ковпака, и от Шухевича, и от Ленина, и от Брежнева. И не все в этом наследстве плохое. Если прошлое рассматривать, как путь исканий украинской нации, то нет никакого абсурда в том, чтобы и Ковпак и Шухевич были нашими героями.

Как, например, можно игнорировать вклад большевиков в становление Украины, как суверенного государства и украинцев, как отдельной нации!? Вот Ленин, чью цитату можно распространять, как агитационную листовку в АТО:
“…Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает своё рабство (например, называет удушение Польши, Украины и т. д. “защитой отечества” великороссов), такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам…”: О НАЦИОНАЛЬНОЙ ГОРДОСТИ ВЕЛИКОРОССОВ, газета “Социал-Демократ” № 35, 12 декабря 1914г.

А вот программный документ бандеровцев, принятый на III-м Чрезвычайном Собрании ОУН(б) в 43-м году:
"…за свободу печати, слова, мысли, убеждений, веры мировоззрения… за равенство всех граждан независимо от их национальности во всех государственных правах и обязанностях…".

Нам ещё предстоит оценить правильность взглядов ОУН(б) на принципы мирного сосуществования и дружбы наций, как системы национальных государств всех народов мира, на их понимание уникальности и ценности для людской цивилизации каждой нации, как субъекта истории (см. их документ "Кто такие бандеровцы и за что они борются" http://www.istpravda.com.ua/articles/2012/01/1/67086/ ). Сейчас становится видна несостоятельность (нереализуемость) либеральных концепций сосуществования множества наций в одном государстве на основе прав человека. Пока что ни «плавильный котел» наций, ни мультикультурализм, ни мозаика культур не дали примеры внутренне непротиворечивого (консистентного) общества. Волны эмиграции грозят разрушить традиционные общества в Норвегии, Швеции, Германии. А они ценны не только для них самих, но и для всей цивилизации, потому что это свидетельства возможности построения более справедливого общества. Концепция духовной общности и союза различных народов на основе объединяющей роли русского народа пока что не решила проблемы Кавказа и других этнических территорий России. Похоже, что это и дальше будет основной её проблемой.

Украине повезло в этом смысле. Она практически культурно однородная страна. Между львовянином и луганчанином нет ментальной пропасти, как, скажем, между жителем Кондопоги и Чечен-аула. Наша проблема в другом: население подключено к разным точкам сборки общности (мы раньше называли их также объединяющими идеями и эгрегорами). Очевидное разрешение этой проблемы - построение национального согласия на основе точки сборки (эгрегора) более высокого уровня. На практике это означает, что не следует отрицать родство с русским народом в рамках тысячелетней общерусской цивилизации, что, в общем-то, является очевидным фактом. Но в то же время не следует признавать свою периферийность в этой цивилизации, что явно или не явно пытаются навязать сторонники Русского мира, представляя Россию, как её стержень. Такой подход помог бы нам, если и не избежать всех проблем, которые мы имеем сегодня, то уж точно минимизировать их.

Ещё одна проблема критикуемого здесь первобытного патриотизма в том, что он способствует деградации элит, и культурной и политической. Играя на национальных чувствах, пробивая себе путь “любовью к родине”, как тараном, наверх пробиваются бездари и проходимцы. Наша Верховная Рада забита непонятными личностями с дипломами музыкально-тракторных академий и купленными диссертациями. Бесталанные артисты писклявыми голосами поют “я люблю Україну” и про “кондукторов дебилов”. В смысле самоорганизации нации это не что иное, как изоляционизм, боязнь конкуренции, попытка спрятаться в национальном футляре. Настоящий же патриот должен стремиться возвышать свою Родину славными делами, а не унижать свой народ ревностью к другим народам, возвышать делом свою точку сборки, а не стараться обесславить чужую. Ибо, если Украина не покажет результат, она рано или поздно будет стёрта из книги Истории. Она должны внести свой вклад в людскую цивилизацию, иначе будет ей просто не нужна. Нельзя кричать “Слава Україні!”, не делая славных дел.

И все же, несмотря на все ошибки, нам не следует посыпать голову пеплом. Мы не единственные, кто наступает на эти грабли. Российская желчь, упрёки и словесная агрессия в адрес Запада имеют ту же природу, что и болезненная озабоченность некоторых украинцев в адрес России и Русского Мира. Наши оппоненты пытаются выдать за систему проявления шовинизма, которые у нас, безусловно, были и есть. Но правильно ли выдавать скандирование ПТУшников “москаляку на гиляку” и выходки маргинальных политиков за консолидированное мнение украинского народа? Если проводить параллели, то всеми теми же болезнями больна и Россия, с той лишь разницей, что этой болезнью там заразились высшие эшелоны власти. "Пусть подыхают, нам это выгодно" от Жириновского в адрес европейцев конечно же не воспринимается там как глас народа, однако же Жириновский не ПТУшник, которого на следующий день наказали, а лидер фракции в Думе. И рейтинг у него не ноль целых хрен десятых, как у наших “патриотов”, а значит, этот человек чувствует настроения в обществе, и говорит то, что от него хотят слышать.

Обо всём этом можно долго спорить, поскольку все, что касается политической борьбы и общественного мнения, состоит из интерпретаций и субъективизма. Однако есть чёткая физическая граница, которую переступили наши оппоненты и которая определяет их в класс агрессоров. Это государственная граница Украины. События на Майдане – это внутреннее дело Украины, так же, как разгром Российского парламента в 93-м – внутреннее дело России. Украина ничего такого не сделала, по современным меркам, чтобы брать автоматы и пересекать её границу с решимостью убивать. И здесь не работает довод, что якобы крымская операция прошла бескровно. Если вы приставили нож к горлу жертвы, чтобы её ограбить, это значит, что вы готовы убить, если она начнёт сопротивляться. Да, у крымской операции мало жертв: один украиноговорящий студент, несколько замученных крымских татар и пара военнослужащих. А если бы Украина начала обороняться!? А ведь могла! И что тогда? Сколько было бы жертв? Тот, кто все это начинал, не мог не понимать эти риски, однако же, они его не остановили. И кроме того, жертвы Донбасса – прямое следствие крымской операции. Россия поманила Донбасс крымским сценарием, но не пожелала нести прямую ответственность за судьбу тех, кого обнадёжила. Само расслоение российской позиции по Донбассу на официальную и неофициальную “нас там нет, но без нас там все давно уже закончилось бы”, которую недавно озвучил член Совета по внешней и оборонной политике РФ Сергей Марков, железно свидетельствует, что нет за ней правды.

С точки зрения цивилизационного движения, сейчас мы пытаемся покинуть устойчивое, но архаичное состояние олигархического феодализма и построить открытое общество. Да, лучше бы это было сделать эволюционно. Однако же между любыми устойчивыми состояниями есть зона дезорганизации и хаоса, которую все равно надо рискнуть преодолеть, если хочешь двигаться вперед. Нам говорят: “Ну и чего вы добились, дурашки? Стали беднее, погибло столько людей, а посадили на шею таких же олигархов”. Но эти же люди сделали и делают всё, чтобы у нас не получилось. Да, пока у нас не всё получилось, но прогресс не остановить, и другого пути, кроме как пробовать, ещё никто не придумал. А значит наше дело правое, мы победим! Но чтобы это произошло быстрее, нам нужно извлечь правильные уроки из случившегося.

воскресенье, 3 января 2016 г.

СВИНЬИ

Понять причины плачевной ситуации, в которой сейчас оказалась Украина невозможно без понимания того, что после Перестройки и развала Союза динамично меняющаяся жизнь расставила по социальным ступенькам не таких себе средних украинцев, а людей с определёнными врождёнными склонностями. Наивно полагать, что таможенными взяточниками и продажными прокурорами становятся потому, что на таможне и в прокуратуре низкая зарплата. Эти злачные места притягивают людей с соответствующими жизненными приоритетами. Туда стремятся в люди, сориентированные своим природным естеством на такой способ получения жизненных благ. Это легко видеть хотя бы по размерам взяток, которые они готовы платить за поступление в соответствующие ВУЗы. Естественно, что, например, правоохранительная система, наполненная такими людьми, представляет собой коррупционный монолит и не подлежит исправлению никакими реформами, повышением окладов и призывами к морали.

Хотя социальное поведение граждан определяется ментальностью, а ментальность, как мы знаем, медленноменяющаяся характеристика, однако, текущие свойства социума могут меняться значительно быстрее. Это возможно вследствие сосредоточения людей с определёнными типами социального поведения в значимых местах социальной иерархии общества. Такая возможность появляется в момент, когда разрушается сложившийся жизненный уклад, а значит, люди освобождаются от занятых прежде ролей в социуме и освободившиеся места иерархии захватываются новыми людьми. В эпоху потрясений наверх, прежде всего, пробиваются люди, склонные к социальному доминированию, с низкой социальной ответственностью, способные использовать окружающих, раздавая пустые обещания. Люди совестливые, ответственные, склонные к сопереживанию отираются на низ социальной иерархии.

Пшеница за счёт тряски в зерновом сепараторе делится на фракции. Подобно этому, после социальных потрясений происходит сепарация (распределение) различных типов социального поведения в зависимости от места в социальной структуре. Как следствие - в социуме резко меняются поведенческие установки, ломая сложившиеся до этого допустимые стереотипы поведения (этику). Иллюстрацией здесь можно привести всплеск социально дерзкого поведения на дорогах. «Оборзевший бык» на дороге – это не просто излишне вспыльчивый гражданин, которого раздражают жара, пробки и тупые водители. Как правило, это люди с природной склонностью к доминированию, к уничижению окружения. Конфликтные ситуации, в которые они попадают, это не просто случайность на их пути. Это то, ради чего они функционируют как биологические единицы. Они сами ищут и провоцируют конфликты. В этом смысл их жизни. Очевидно, что таких людей в обществе не стало вдруг больше. Но именно такие люди первыми добились успеха в 90-х и выехали на дороги на престижных автомобилях. Они то и задали одно время тренд в неписаных дорожных правилах.

Влияние неравномерного распределения социотипов сказывается на всех сторонах нашей жизни. Учитывая это обстоятельства, можно получить более точное и более простое пояснение сути происходящего. Например, становится понятно, почему зарплата так называемых технарей, работа которых требует длительной подготовки и незаурядных умственных способностей, как правило, значительно меньше зарплаты банковского клерка средней руки, каждый день выполняющего одну и ту же рутинную операцию. В технари чаще идут люди не склонные психологическому противостоянию, предпочитающие решать технические проблемы, а не проблемы взаимоотношений. Таким людям гораздо проще отказывать в их претензиях. Понятно, почему в наших правоохранительных органах так распространена практика унижения человеческого достоинства, а часто, и садизма. В милицию стремятся попасть люди с соответствующими наклонностями, поскольку эта работа дает им легальное право на насилие. Эти примеры – небольшие штрихи к портрету нашего общества. Но есть и крупные, определяющие мазки, сделанные природными наклонностями отдельных людей.

Бывшие диссиденты, революционеры, шедшие в авангарде демонтажа СССР, в итоге оказались выброшенными из управленческой элиты. На подготовленные ими места перекочевали люди старой системы, те, против которых они боролись. Почему так случилось? Диссидентами становятся люди, не склонные к конформизму. В жизни это, как правило, склочные люди, живущие в постоянном конфликте с окружением. Они, как таран, разрушили старую систему, но оказались не способны создать вокруг себя атмосферу созидания.

В динамике процесс выглядел таким образом, что почти разрушившийся порядок в дезорганизованной стране «зацепился» и кое-как держался на партийных и советских бюрократах второго эшелона, не затронутых послеперестроечными бурями. Сломать старый доперестроечный уклад жизни и выбросить их из управленческой обоймы оказалось не так просто. Во-первых, жизнь государства требовала ежедневной рутинной бюрократической работы. А во-вторых, полностью и одномоментно сломать старый порядок равносильно удалению программы из компьютера: после этого он становится бесполезной грудой железа и пластмассы. Большевики так и поступили в 1918-м. В результате получили т.н. разруху – полностью дезорганизованное общество. Возрождение порядка тогда могло зиждиться хотя бы на какой-то определённости. После того как уклад жизни был полностью сломан, и купец, например, уже не знал, что ожидать от бывшего работника, да даже и большевик X толком не знал, чего ожидать от большевика Y, этой определённостью оказалась корпоративная солидарность евреев, выпестованная многовековым опытом выживания в чужеродной среде. Она стала своего рода закваской, той исходной определённостью, вокруг которой начала складываться упорядоченность жизни. Это поясняет феномен непропорционального представительства евреев в органах власти послереволюционного СССР. И дело здесь не в какой-то особой еврейской хитрости или еврейском заговоре.

В послеперестроечной Украине роль евреев сыграло неформальное братство партийной и советской номенклатуры. Что это за люди? Для большей выразительности, а не оскорбления ради, обозначим их свиньями, по аналогии с персонажами музыкального альбома “Animals” группы Pink Floyd. На момент перестройки это было третье – четвертое послесталинское поколение управленцев. Естественный отбор среди них происходил так, что на каждой ступени иерархии отсекались люди, способные бросить вызов местному лидеру. Постепенно советская номенклатура заполнилась людьми склонными к конформизму, способные изображать преданность любой официальной идеологии ради получения практической, т. е. материальной пользы от своего положения. Эти люди способны контролировать свои властные амбиции, способные в той или иной мере договариваться и придерживаться договора, чтобы не подвергать риску разрушения иерархическую структуру, приносящую им жизненные блага. Проще говоря, свиньи могут толкаться возле корыта с едой, но они никогда его не переворачивают. Свиное чутьё помогает им выявлять и исторгать из своей среды волков, способных перерезать свиное стадо. Все украинские президенты, в том числе и Янукович, были свиной породы. Это легко поясняет парадоксальную на первый взгляд отставку волчицы Тимошенко с поста премьер-министра сразу после Оранжевой революции и назначение свиньи Януковича. Для Ющенко Янукович хоть и был конкурентом, но своим по духу, братом по крови, от которого известно, что ожидать, и с которым можно договориться. Здесь необходимо сказать, что не свиное поведение президента Януковича скорее всего, поясняется волчьим типом поведения его сына Александра, таким дерзким и напористым, что остальным свиньям пришлось его (Януковича) убирать. А, кроме того, по словам Василия Хары, главы Федерации профсоюзов Украины, Янукович не был самостоятелен в своих действиях, поскольку был “на крючке” у Путина.

Свиной корпорации в 91-м удалось удержать послеперестроечную Украину от окончательной встряски и не допустить кровопролития. Они смогли не пустить во власть бешеных собак – откровенный криминалитет, взяли его, в конце концов, под контроль и поставили себе на службу. Под их управлением Украина прошла наиболее критический момент своего становления и худо-бедно, но стала государством. Стоит ли нам, простым гражданам, быть им благодарными за это? Вовсе нет. Свой респект они забрали деньгами! Они сделали Украину своей дойной коровой. Неформальное свиное братство закрепостило страну. Наверх поднялся моральный мотлох – люди, заточенные природой под паразитирование на обществе. В их повседневной морали, этике, стереотипах поведения “отключён модуль” сопереживания проблемам остальных (эмпатии). Необходимое каждому человеку чувство собственного достоинства они получают через ощущение важности своей персоны, измеряемое количеством потреблённого. Чем гордятся свиньи? Количеством сожранного. Квинтэссенция свиной культуры – культура от Михаила Поплавского: водить связи с большими людьми, “портить” студенток и устраивать ритуалы самолюбования - свои, с позволения сказать, концерты. Пример свиной добродетели – забота о “маленьком украинце “от Виктора Ющенко: много украсть, поделиться крохами, и исполниться чванливой гордости от своей щедрости. Вторая компонента свиной души - ощущение встроенности в систему. Свиньи лелеют это ощущение, поскольку она (встроенность) - основа их положения. Их этика – обмен между членами свиного братства сигналами /подтверждениями “я свой/можешь на меня рассчитывать”. Главное для свиньи – не пропустить нужные дни рожденья. Их главный ритуал: “доступ к телу” – помпезная церемония свиных именин.

С точки зрения человеческой самоорганизации, в установлении свиной власти нет ничего нового и необычного. Это типовой процесс и мы знаем его как феодализм: установления власти “благородного” братства над остальными. Когда современное положение вещей в Украине называют феодализмом, то чаще всего это воспринимается как фигуральное выражение, как аллегория для выражения сарказма по поводу текущего положения. Однако же от настоящего средневекового феодализма оно не отличается по сути. Отсутствуют лишь формальное, правовое закрепление сословного положения. Но точно так же, как средневековые европейские феодалы, разгромив вражескую армию, оставляли за поверженным врагом-феодалом его право на особое положение, так и украинская элита не выдала никого из своих братьев по крови во время люстрации.

Как показано ранее, феодальная мораль и этика устанавливается после периода единоличного правления, когда “подножье” диктатора-самодержца стремиться закрепить своё положение, сделать его нечувствительным к смене диктатора. Необходимой фазой этого процесса является естественный подбор этого окружения по типу социального поведения.

Примером того, что наши суждения о значимости движения социотипов в структуре социума не являются высокоабстрактной ахинеей, может служить Грузия. Успех антикоррупционных реформ Михаила Саакашвили не в последнюю роль обязан тому, что на момент Революции Роз грузинские свиньи донельзя истощили свою страну и в значительной массе покинули её. Также страну покинул всякого рода криминал. И, кроме того, может быть не так формально, как мы здесь, а скорее - интуитивно, но реформаторы понимали значимость врождённых установок личности и пагубность феодальной этики. Казалось бы, нелепая борьба с пузатыми полицейскими от главы МВД Грузии Георгия Барамидзе дала результат, поскольку полицейское пузо в нищей стране – это признак остальной части естества. Казалось бы, нелепый закон о наказании не за содеянное, а лишь за признание себя уголовным князем – «вором в законе», сломал хребет воровской этике, укоренившейся в грузинском обществе.

Реальное существование некой уродливой силы, держащей страну в своих липких объятиях, проявляется в ощущениях, которые рождают в сознании трудно постижимые определения: постсоветское мышление, совок, бремя советского прошлого, хомо советикус, постсоветская модель, и т.п. И это непроизвольное увязывание власти свиной корпорации с советским прошлым – самая большая ошибка нашего общества. Именно эта ошибка, в конце концов, стоила нам крови. Правда таких определений лишь в том, что свиньи паразитировали на патриотизме советских украинцев – тех из наших граждан, для которых умершая страна осталась родной. Да, почти все из свиной элиты были когда-то коммунистами, но разве не они же похоронили коммунизм?! Борцы с совком метали свои стрелы мимо цели. Это принесло Украине двойной вред. Во-первых, они вывели из-под удара корень зла – человеческий порок, рассеянный среди нас тонким слоем, но густо сконцентрировавшийся во власти. А во-вторых, они обратили гнев советских украинцев на саму идею независимого украинства. Два эти фактора одновременно дали им повод убедиться в его (украинства) никчёмности и враждебности. Тем самым борцы с совком перевели проблему существования в Украине двух идентичностей из потенциальной в реальную. Если сразу после развала СССР проблема спала и с построением успешного государства могла и не проснуться, то теперь ситуация приняла такой оборот, что без моральных потерь утвердить независимую Украину уже нельзя. Нельзя потому, что советская общность априори имеет такое же право на существование, как и любая другая, когда-либо родившаяся под Солнцем. С точки зрения стороннего наблюдателя (с непредвзятой точки зрения) антисемитизм, например, и уничижение советского человека, чем любят заниматься наши либералы, равнозначны. Они одинаково аморальны. Как теперь это ни горько признавать, но построить Украину как братство людей, как собственно это и видится большинству из нас, уже не получится. Даже после наступления мира немалая часть нас будет ощущать себя проигравшими.

Теперь для украинства важно не потерять моральное преимущество, которое ему подарила российско-советская общность, прибегнув к подлым методам борьбы: чего стоит одна лишь тактика останавливать “фашистские” танки, выставляя перед ними женщин с детьми.

Очень важно, чтобы наша очередная попытка изменить Украину к лучшему не пропала даром, как это было с предыдущими. Неудача убивает надежду. А наша надежда в том, что современная украинская элита не отражает всей сути украинского народа. Под спудом находится другая Украина, стремящаяся вырваться наружу, на свободу. И эта Украина показала восхитительные примеры самопожертвования и самоорганизации. Ей нужно лишь найти способ победить. Главным знанием в поиске этого способа является то, что наш основной враг, это не что-то внешнее по отношению у Украине ( совок, Россия и т.п.) . Он находится внутри нас. Мало того, он часть нас. Его удалить также трудно, как трудно удалить паразита, присосавшегося к организму и замкнувшего на себя процессы жизнедеятельности. Убить такого паразита – часто означает убить и сам организм.